Леонид Свердлов - Воля богов! Повесть о Троянской войне

Гости с аппетитом приступили к завтраку – их человеческие тела устали после вчерашнего и сильно проголодались. Хозяева не решались притронуться к кушаньям, какие они до этого даже никогда и не видели.

Когда-то некий царь Салмоней выдавал себя за Зевса и был за это поражён молнией. С тех пор никто не решался на такое самозванство. Да и доказательства, предъявленные гостем, говорившим по-гусиному с лебединым акцентом и запросто достававшим еду, качеством и количеством недоступную простому смертному, были так убедительны, что старики не могли не поверить, что перед ними действительно повелитель богов Зевс.

Некоторое время завтрак проходил в полном молчании.

«Ты хотел пообщаться с людьми», – мысленно напомнил Гермес.

– А что, Филемон, – сказал громовержец, – как мне тебя отблагодарить за гостеприимство?

– Никак, – ответил старик. – Мы вас просто так пустили. Как водится.

«Так водится?» – мысленно усомнился Зевс, вспоминая вчерашние мытарства.

Гермес мысленно пожал плечами.

– Бескорыстие нынче дорогого стоит, – милостиво улыбаясь, сказал Зевс. – Но уж царём-то я тебя сделаю.

– Не надо. Я не умею.

– Чего ж тут уметь? Сиди на троне и правь.

– Я гончар, господи, всю жизнь был гончаром, как мой отец – он меня этому и научил. Тоже дело не сложное – сиди и лепи. А только кто не умеет, с этим не справится. Из царя гончар не получится, а из гончара не получится царь.

– Случаи были. Разные люди становились царями.

– Оттого и беды, что царями кто попало становился. Был хороший гончар – и не стало, а стал вместо него плохой царь. И кувшинов не делает, и правит плохо. Если плохой гончар царём станет – не так худо, но от плохого царя всё-таки вреда людям больше, чем от плохого гончара.

– Ну ладно, не хочешь царём – давай я тебя богачом сделаю.

– Не надо. Ночлег на соломе того не стоит, а мне лишнего не нужно. Никогда никому не был должен и на старости лет не собираюсь.

«Он что, не верит в моё бескорыстие?» – подумал Зевс.

«Не верит», – подумал Гермес.

«А что, смертные все такие недоверчивые?»

«Не все. Только самые старые и опытные. Они знают, чего ждать от богов».

«Надо бы сократить продолжительность жизни. Старики слишком много знают».

– Ну ладно, – сказал Зевс, – власть тебе не нравится, богатство ты не любишь, а что ты любишь?

– Жену люблю.

Зевс недоверчиво посмотрел на старушку Бавкиду. Что тут любить? Может, когда-то она и была красавицей, но так давно, что теперь уж никто не вспомнит.

Громовержец подмигнул Филемону и сказал:

– А хочешь, я её снова семнадцатилетней сделаю.

– Не надо! – испугался Филемон. – Что я с ней семнадцатилетней делать стану? Я сам-то уже давно не мальчик. Над нами же люди смеяться будут. Я её такую люблю, как сейчас.

– Не делай меня молодой! – взмолилась Бавкида. – Умрёт Филемон – как же я жить без него буду?!

– Верно, – сказал Филемон. – Нам друг без друга не жить. Так что если хотите сделать нам хорошо – сделайте так, чтобы мы и в царство мёртвых отправились вместе, как жили, чтоб никто никого не ждал.

– Хорошо, – несколько разочарованно ответил Зевс. – Если вы ничего другого не хотите, то, клянусь водами Стикса, вы будете жить долго и счастливо и умрёте в один день.

«Пошленькая формулировочка», – подумал он.

«Да уж», – подумал Гермес.

Возвращаясь на Олимп, Зевс был хмур и задумчив.

«Всё-таки не понять мне этих смертных, – рассуждал он. – Царём он быть не хочет, богачом не хочет – жену ему подавай, причём ту же, что и всегда. Будь я смертный – помер бы от тоски. Может, они специально себе жизнь обедняют, чтобы умирать было не жалко? С другой стороны, сколько он прожил со своей Бавкидой? Несколько десятков лет. А попробовал бы он несколько веков с ней прожить. Тоже ведь, небось, надоела бы. Или не надоела?..»

Зевсу вспомнилась Гера, какой она была, когда он только ухаживал за ней. Она с тех пор совсем не переменилась, но он видел её другой, когда, обернувшись кукушкой, грелся у неё на груди.

«Наверное, я мог бы прожить без неё, – подумал он. – Любви уже нет, конечно, но без неё было бы, пожалуй, скучно».

На Олимпе Зевс отвязал золотую цепь и опустил Геру на землю.

– Слезай уж. Амнистия, – сказал он.

Во всяком случае, мудрым является тот, кто не заботится о похищенных женщинах. Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели.