Игорь Райбан - Журавли летят на юг

Надеть пластиковый пакет на голову, и через минуту задохнутся от нехватки воздуха.

Конечно, странно. Тогда кто же даёт нам силы выстоять в жестоком мире. Если не бог, или кто там есть на небесах.

Вскоре все рутинные вопросы были утрясены в лазарете, вещи собраны в рюкзачок—мешок; добрые клинки, служившие мне верой и правдой, вдеты в ножны перевязи, а перевязь на плечо закинута.

И всё что ли? На дорожку посидели чуть.

Осталось только подпоясаться, попрыгать, чтобы ничего не звенело, помахать ручкой на прощание обожаемой «больничке», и двигать дальше, толкая мир от себя. Ногами.

Таверна, таверна – пел от радости желудок.

Свобода, свобода – чирикало от радости сердце.

Мир, живой мир – напевала от радости душа.

Так и мы и шли по утренней улочке, под разноголосицу всевозможного внутреннего пения, вместе с Виландией.

В той таверне они уже сидели год назад, когда-то в другой реальности, да и в другой жизни тоже, но память о том больно кольнула в сердце.

Хозяин исламского заведения, толстяк Али, тоже был прежний – вот только постарел он, что ли?

Впрочем, возраст хозяина волновал Идущего меньше всего; а графа не волновал вовсе.

Путник открыл было рот: спросить гранатового морса! – но вовремя опомнился.

И, мысленно вытерев лбом тряпкой покаяния престол Всевышнего, заказал вина. Красной крови виноградных лоз, седой от пузырьков родниковой воды, каковую следует добавлять в необходимом количестве, для радости заказчика, а не для выгоды продавца.

К вину требовалось, и заказали в конце концов, подать плоский хлеб с корочкой, покрытой сладкими ожогами.

Кебабы рубленые, томленые, а также жареные на решетке, вкупе с уксусным супом из барбариса; свежих фруктов не надо, вместо них несите быстрее сушеный инжир, фисташки, тминные прянички… да и вина того самого, побольше и похолодней.

Кальяна только не хватало для полного счастья.

В полном итоге путник с уважением смотрел на сплошь заставленный стол; а Виландия с уважением смотрел на странника.

– Совсем ты выздоровел! – скупая усмешка растянула губы графа; и он, ухватив дрожащей рукой кувшин, основательно приложился к нему.

Когда Виландия ставил опустевший кувшин обратно, дрожь в его руках унялась.

– Да и ты ж вроде трезвенник?! – запоздало изумился Идущий, но Виландия только рукой махнул: с тобой, мол, и праведник детей резать начнет!

– Молодчина! – на всю чайхану возгласил путник законный тост.

– Этот граф поклоняется веселью, и прекрасно прославлять его стихами – ибо видим патриарха мы с похмелья меж кувшинами с вином и бурдюками!

После чего, тоже изрядно приложился к кувшину, пододвинул ближайшую миску и впился остатками зубов в сочное мясцо чуть прожаренного бараньего кебаба.

И пусть катится к чёрту, вегетарианец Поль Брегг со своими советами о вреде мясной еды!

… – А ты вот скажи, граф: можно ли переместиться в другое, если не время, то место?

– Да запросто. Только оружие здесь оставь, а то вижу я тебя!

И мы переместились.

А что такого? Обычное дело, наверно даже сказать тривиальное.

Если Виландия был Знающем, как это делается.

Но вопрос мировоззренческий, где нет точного ответа.

Одни могут Знать, но не стремятся к пониманию, но стремящиеся к пониманию не всегда могут получить Знание, а получат лишь информацию или даже Информацию, с большой буквы.

Не всегда из набора фактов можно выстроить целую картину, и понять взаимосвязь её частей.

И тут вопрос терминологии и мировоззрения опять же включается, а я зарёкся больше по поводу своего мировоззрения распространяться.

Любое вмешательство в прошлое порождает новую временную линию, и хорошо, если сознание сразу принимает её.

А ведь может и не принять.

Бывает, (обычно бывает по-разному) что пытаешься удержать своим вниманием и старую линию, и новую затрудняя приход изменений.

Это не только не экологично для всех людей, но и чрезвычайно энергозатратно для инфо—тела.

Что касаемо травм при этом – любое вмешательство наносит травму, вся надежда на гибкость сознания решившегося на изменения реальности.

И что останется после тебя.

После твоей смерти.

И в поминках не будет смысла, ибо никто не придет на них по зову сердца, но ради выпивки дармовой залить жаждущую глотку – да, возможно придут. Всё, и больше ничего.

И мы оказались где-то на задворках Толедо.

Та же таверна, только другая.

Вроде того, точнее Виландия постарался проникнуть, по мере дельты качания реальности, в щель некоего зазора, в котором можно изменить текущее время и пространство, опять же, при текущем, именно текущем, состоянии инфо—энерго—тела.