Серафима Вишняк - Дом, который… Повесть

Надя знает его давно. Кажется, она еще в садик ходила, когда он появился у них дома. Стоит сказать, что, будучи маленькой, она сильно страдала, видя, как других детей из садика забирают и мамы, и папы. Ее папа жил далеко, в России, но его для нее все равно, что не было. Когда мама спрашивала, «хочешь, чтобы у нас был папа?», она всегда отвечала «да». И однажды рядом с ее красивой мамой появился гипотетический «папа». Большой и добрый. Надя хорошо помнит, как однажды он взял их с мамой за руки и повел на барахолку. У нее в руках было маленькое синее игрушечное ведерко. По мере следования по барахолке, к ведерку опускалась большая добрая рука и клала туда всякие вкусности – жвачки, шоколадки, конфетки… Вскоре ведерко было наполнено до краев. Надя часть съела, часть поделила с мамой, а часть раздала в садике.

Но Надя любила его вовсе не за вкусности. Он был добрый, рядом с ним было хорошо и спокойно. И так продолжалось долго. А потом в Надин маленький мирок ворвался он, Ринатик. Когда он появился, тот, другой, исчез и не появлялся больше никогда.

Сперва на Надин вопрос о том, куда девался тот «папа», мама давала смутные, неясные, вязкие, как тесто для оладушек, ответы. Он уехал, но приедет. Не сейчас, а попозже. У него там работа, дела…

И только потом Надя стала что-то понимать. Сперва смутно, а потом, с каждым разом, с каждым годом все четче и яснее. Маме не нужно было ничего говорить – Надя все видела сама. Ответ был в ее сияющих глазах, в ее голосе, когда она случайно роняла в разговоре имя Ринатика, в ее движениях, когда она ждала его, в ее запахе.

Ответ был и в нем тоже. В его ботинках, аккуратно поставленных рядом с мамиными туфлями, в сиротливо лежащем у двери прихожей пакете с инструментами, в его смехе, в его белых зубах, в его улыбающемся смуглом лице.

Ответ был во всем. В бутылке водки, в беспорядке лежащих на столе хлебных корочках, в смятых тарелках с оставшимся на них мясом. В отсутствии бабушки. В разбросанных тапочках, в расставленных в беспорядке стульях, в задвинутых занавесках. В закрытой двери и приглушенно-морковном свете, который царил там. В странных горловых звуках, которые как бы нехотя выпускала комната.

Шоколадно-конфетные улыбки, когда оба смотрели на Надю, какой-то игрушечный тон, которым они обращались друг к другу, смешные, напряженно-неестественные позы обоих, когда Надя наблюдала за ними – все было обман, обман. Настоящее творилось за дверью в бабушкину комнату. Однажды Надя набралась смелости и, движимая мучительно-болезненным любопытством, заглянула туда.

Они спали. Его черная голова покоилась на подушке. Он обнимал маму так, как будто она была его собственностью – руками и ногами. Он был голый. И мама тоже была голая. И вид их переплетенных фигур казался неестественным, неправильным, то ли страшным, то ли смешным. Надя смотрела, как завороженная. Вдруг Ринатик, будучи все еще под властью сна, снял с мамы ногу и подтянул голые колени к груди. Между ног у него Надя заметила какую-то длинную штуку. Испугавшись, она поспешно закрыла дверь.

И когда мама говорила, что «дядя Ринат» придет, чтобы починить светильник или повесить новую люстру – все было не то, не то. Надя знала, что «дядя Ринат» принесет с собой не только инструменты, но и водку, после которой мама станет другой, другой…

Казалось бы, с приходом «дяди Рината» у Нади появлялся «Сникерс», свобода и мамины «да» на все просьбы. Казалось бы, чего еще надо? Проблема заключалась в том, что такая мама переставала быть мамой – требовательной, но веселой и доброй, строгой, но любящей и всепрощающей. Она становилась неестественной, неприятной, фальшивой «Юлькой», как называл ее Ринатик.

Однажды мама поняла, что Надя знает. Честно говоря, Надя тогда немного испугалась – и того, что мама наконец скажет, что Ринатик теперь ее, Надин, «папа» и так будет всегда, и того, что, пытаясь объяснить ей, что происходит, только больше запутается в обмане, вновь станет фальшивой, мертвой внутри куклой Юлькой. Но мама предпочла промолчать. Она узнала, что Надя знает. И все.

***

– Надежда, здор ово! – как всегда, жизнерадостно сказал Ринатик, переобуваясь в тапки.

– Привет, – бурчит Надя.

– На-деж-да, мой ком-пас земной, – поет Ринатик, – как дела?

– Хорошо.

– Каникулы? Отдыхаешь?

– Да.

Он тоже давно знает, что она знает.

– Ну и молодец.

И Ринатик идет на кухню к маме. Надя собирается на улицу.

– Мам, я гулять.

– Давай, только недолго, – отвечает ей кукла Юлька. Все, Нади для нее уже нет. Теперь до вечера ее будет интересовать только Ринатик, Ринатик и Ринатик.