Елена Ворон - Воины Смерти

– Отвяжись. Не уберег – и не подлизывайся…

Он умолк, перевел дыхание. В Тайге смерть крадется по всем тропам и может подстеречь любого – человека, собаку, взрослого лорса. Без толку корить пса за то, что сам он жив, а лорсенок – нет. И все же Танцующего Под Луной было жаль до слез.

Даниэль тяжело поднялся, прошелся по загону. Из-за перегородки доносился храп и фырканье второй лорсиной семьи.

Сат Аш следовал по пятам за хозяином, за лорсом ковылял Сильвер. А вот и враг. Сат Аш всхрапнул и прыгнул вперед, встал над лемутом, который лежал с размозженной головой. Понятно: его прикончили лорсы. Чуть в стороне Даниэль заметил вторую тварь – у этого было прокушено горло, кровь забрызгала землю и листья кругом, пропитала шкуру на груди. Молодчина, Сильвер.

Больше Даниэль никого не нашел, вернулся к теленку и унес его из загона. Хоть и малыш, весил Ау Тах изрядно. Пастух наложил шину из щепок на сломанную лапу Сильвера, закрыл пса в хижине, чтобы не путался под ногами, и возвратился к лемутам.

От них исходила мерзкая вонь, и над обоими жужжали мухи. Даниэль стянул одному ноги тем самым лассо, которым поймали лорсенка, и выволок Ревуна из загона, затем тем же способом вытащил второго. Потом он связал лемутов вместе, свободный конец лассо прикрепил к седлу Сат Аша и направил старого лорса к прогалине, где остался застреленный Ревун, больной сонной болезнью. Лопату Даниэль нес на плече и в любую минуту был готов скинуть ее и схватиться за меч. Однако Серый Ветер шагал вперед уверенно и без опаски; очевидно, волосатые твари были уже далеко.

Что заставило лемутов лезть в загон, рискуя шкурой, и похищать лорсенка? Не мясо же, в самом деле. Ревуны живут на растительной пище, как и их далекие предки-обезьяны, и в Тайге им не составит труда добыть себе обед – разные коренья или, на худой конец, листья клена. А тут сунулись под копыта лорсов – помешались они, что ли? Да еще тот, который с сонной болезнью. Один заболел, а другие спятили? Даниэль ломал голову, силясь найти разумное объяснение произошедшему, и не находил.

Уже сгущались сумерки, когда он зарыл на прогалине троих лемутов и верхом на Сат Аше возвратился к хижине.

Под пологом леса было темно и неуютно; однако сложенное из еловых бревен пастушье жилище стояло на обширной площадке над рекой, и возле хижины еще теплилась память о дне. Солнце уже опустилось за Атабаск, но над землей плыл розоватый свет, отраженный от большого облака на небе. Кроны и стволы деревьев приобрели неестественный оттенок, мир как будто слегка искривился, придвинулся – но от этого не стал чужим или страшным.

Даниэль глубоко вдохнул свежий речной воздух. Он любил это место – открывающийся взору простор Атабаска, широкий спуск к реке, стену леса, который с трех сторон окружал площадку. Любил мирное похрустывание и шорохи, доносящиеся из выгороженного слева от хижины лорсиного загона… Однако в этот вечер из загона неслось призывное мычание Ага Шау. Бедная лорсиха все звала своего теленка, все ждала: а вдруг он вернется? Прежде Даниэлю казалось, будто его жилище – самое покойное место на всем Атабаске; но вот сюда заявились лемуты, напомнили о каверзах окружающего мира.

Надо было похоронить Танцующего Под Луной. Его не подвесишь к потолку, как копченый окорок, и один Нечистый знает, какие твари соберутся ночью на нем пировать. Даниэль сунул в рот кусок оленины – той самой, которую вез для роскошного ужина, – выпустил из хижины Сильвера, дал ему нести в зубах незажженный факел, кликнул Сат Аша и понес лорсенка к реке, чтобы закопать на открытом месте.

Тайг жил обычной ночной жизнью. Шорохи, писк, крики ночных птиц, уханье филина. Вдалеке затявкала лисица; над головой раздался мягкий шум и посвист больших крыльев. Даниэль проводил взглядом силуэт снявшейся с дерева и полетевшей вдоль реки крупной птицы. Затем он воткнул факел в землю, зажег его и принялся копать мягкую землю. Правильное выбрал место – почва здесь легкая, без корней; скоро управимся. Сильвер сидел за кругом света, наблюдал за хозяином, держа на весу одетую в шину лапу. Его глаза то и дело отсвечивали зеленым, а седая шкура в белесом сумраке не успевшей загустеть ночи казалась белой. Сат Аш поначалу настороженно прядал ушами, озирался, затем отошел к прибрежному кустарнику и начал обкусывать молодые ветки. Даниэль углубился в работу: коли старый лорс ужинает, можно быть уверенным: врагов поблизости нет.

Совсем стемнело, и лишь красноватые отсветы пламени дрожали на сухой, поросшей мхом и редкими былинками земле. В вырытой яме лежала густая тень, и оттого могила Ау Таха казалась глубокой, как колодец. Даниэль опустил лорсенка в яму и принялся сноровисто засыпать.