Мария Капшина - Идущая. Филологический анализ одного психического расстройства

– Да, ещё… – Шегдар приостановился, ухмыляясь. – Если вздумаешь послать кого-то с подарком Кеила 1 1 зд.: смертью , гвардейцы под её дверью поблагодарят за развлечение.

Для многих свойственно, просыпаясь, какое-то время ещё балансировать на грани сна, не вполне понимая, кто ты и на каком ты свете. Вика всегда выпадала в реальность резко и окончательно, зная, с какой стороны дверь и чья это жилплощадь – даже после какого-нибудь шабаша в родной общаге. Именно потому, открыв глаза, она ясно поняла, что ещё спит. Ну, приснилось тебе, что ты просыпаешься – с кем не бывает!

Просто настоящей эта комната быть никак не могла. Вернее, как-то, наверняка, могла – но не с Викой.

А комната приятная, кто же спорит. Эффектная. Два цвета, черный и серебристо-стальной, и их сочетания. Низкий и широкий диван – как раз подошёл по росту. Чёрный бархат, тёплый и мягкий, расшит серебром: металлически жёсткая нить царапнула голую руку. Поверх ткани – две подушки с таким же, плавным и хищным узором.

Изюминку придаёт небольшая коллекция средневекового оружия на стене над диваном. Стены обтянуты серебристо-серой тканью вроде шёлка, но над диваном шёлк скрыт под тёмным ковром с коротким ворсом, и на этом ковре до того стильно смотрится сталь… По большей части копья («и эти… алебарды?…"), клинок, пара луков, нечто топорообразное…

Около дивана – сундук под куском вышивки. В сундуке оказались какие-то тряпки: часть – с рукавами или штанинами, часть – подобие стёганых одеял, часть идентификации не поддавалась в принципе.

Напротив – окно. «Убиться веником, окошки у вас! Начинается на уровне груди (я понимаю, что росту во мне – метр в прыжке, но…), узкое, сквозь стену в полтора метра толщиной – готика да и только! А стекло – хуже чем в отечественных гостиницах…»

Столик черного дерева, чуть правее окна, сперва показался отделанным светлым, слегка желтоватым пластиком, но подойдя вплотную, Вика поняла: это что-то натуральное («кость?..»). На стене над столиком крепились два подсвечника (свечи уже горели, хотя сумерки ещё только наметились); перед ним стояло кресло с высокой ажурной спинкой. Правее столика – дверь (толстые доски вдоль, металлические зигзаги поперёк).

Стену напротив скрывали два книжных шкафа, тяжеленные и очень старые даже с виду. По темным полкам вилась причудливая посеребренная резьба. Изящная и легкая. Красивая резьба, которая на пару минут полностью завладела вниманием Вики.

Потом девушка вздохнула и прекратила делать вид, будто всё нормально. Да, комната слишком похожа на сон. Потому что только во сне бывает такое чувство, когда знаешь, что эта комната твоя, хотя в глубине недозаснувшего сознания вертится ясное: ты её впервые видишь. И потому, что только во сне обыкновенная студентка может оказаться в таком неожиданном месте, не помня, как сюда попала и когда. И главное, зачем. Но… но кто же совсем не умеет отличить себя спящую от себя же бодрствующей? Вика трагически возвела глаза к потолку (потолок был тёмный, закопчённый, балочный), опустила их – и наткнулась на камин, с потрескиванием шевелящий гибким рыжим языком между диваном и книжными шкафами.

Ладно, попытка не пытка…

Огонь, как ему и положено, жёгся. Не столько больно, сколько обидно. Что за чертовщина? Бред какой-то…

Тихо шоркнула по меху дверь, пропуская чьи-то шаги.

Вика обернулась, по-прежнему сидя на пятках, только оперлась на правую руку для равновесия. Позади нее, как пишется в старых романах, стоял человек в черном. В другой ситуации она отметила бы, пожалуй, странный покрой одежды, тонкие брови и смугловатую кожу лица в сочетании с прямыми черными волосами почти до плеч… Но в первый момент она определила его именно как «человека в черном», заметив, кроме цвета одежды, только глаза. Жесткие, со стальным блеском, цепкие. Очень неприятные какие-то глаза. Ещё миг, и Вика отвела бы взгляд, но вдруг увидела в горящих зрачках неоспоримо четкий насмешливый приказ: «Ну же! Отвернись!»

«Ах ты хамло нечёсанное!» – совершенно искренне возмутилась Вика, сужая глаза в ответ…

Впервые в жизни она поняла, что такое «тяжелый взгляд». Подумалось, что если б её накрыли пыльным матрасом, усадив на него слона, ощущения были бы примерно те же. И ещё – как хорошо сидеть; стоячую точно затылком в камин унесло бы. «Вот же говнюк!» – подумала с неожиданной экспрессией.

…И вдруг поняла, что отпихивает всех троих – говнюка, слона, матрас, – хоть и не понимает, как.