Редакторы отделов, которым босс по очереди предоставлял слово, будто сговорившись, разделяли мнение шефа редакции, оказывая ему поддержку. Ларкину это не нравилось, он их почти не слушал. Все необходимое для себя он узнал из доклада Фоунтейна и теперь размышлял, как поступить. Ему требовалось время для принятия решения, но откладывать решения он не любил. И главным фактором, заставившим его серьезно задуматься, явилось очевидное снижение активности рекламодателей вслед за стремительным падением тиража газеты. Как только решение в его голове созрело, он остановил очередного оратора, попросил его сесть и объявил окончательный вердикт: в первой половине газеты подвалы вернуть к прежнему формату. Затем коротко попрощался и с мрачным выражением лица покинул зал заседаний: соглашаться с чужим мнением ему удавалось лишь ценой серьезного ухудшения настроения.
В целом Фоунтейн остался доволен. Конечно, ему хотелось проучить босса и еще раз показать всем печальный результат его некомпетентности в надежде, что тот поумнеет и впредь будет более осмотрительным. Но он не успел этого сделать. Ему не удалось наглядно продемонстрировать Ларкину то, что сам же Ларкин и натворил. Мысленно он даже представлял себе, как это могло бы быть. Например, можно было обрадоваться его решению и даже поблагодарить, а затем в назидательном тоне сообщить, что формат газеты можно менять хоть каждый день, вот только что делать с уволенными журналистами? И далее объяснить, что на их счет не имеет смысла питать иллюзии: в его газету они точно не вернутся. А это означает, что восстановить закрытые рубрики в прежнем качестве вряд ли удастся. В связи с этим предложить ему быть готовым к продолжению падения тиража – и опять по его же вине.
Теша себя фантазиями и рассуждая о том, как можно было бы эффектно закончить совещание, Фоунтейн вернулся в свой кабинет и обнаружил на столе рыжий замшевый конверт. Предвкушая скорую расправу, он почувствовал радость, явно несоизмеримую с ее ничтожной причиной. Взяв конверт, осмотрел его и отметил, что последние три цифры индекса на штемпеле почтового отделения отправителя совпадают с цифрами номера его «Хонды». Конверт ничем не отличался от предыдущего. Фоунтейн вскрыл его и убедился, что ничего не изменилось: на его внутренней стороне были напечатаны два текста – на английском и на русском языках. Он с удовольствием разрезал письмо ножницами на четыре части, сложил их в стопку и плавно опустил в мусорную корзину, что было сродни ласке, которую мучители порой дарят своим будущим жертвам. При этом он испытал такое же чувство, какое испытывают люди, которым удалось наконец спустя время отомстить старому обидчику.
Сол включил систему привязки к базовому кораблю, аэронавты в шутку называли ее «пуповиной». Зеленый индикатор замигал и вскоре успокоился, информируя, что связь успешно установлена и с этого момента базовики будут вести его транспорт.
«Интересно, кто будет сегодня моим диспетчером?» – подумал Сол. Наличие пуповины не предполагало общения между экипажами, пуповина играла лишь пассивную роль слежения за подконтрольными экспедициями, но Солу все равно хотелось, чтобы диспетчером была Лоа. Он почувствовал острое желание видеть и слышать ее и закрыл глаза. Какими-то неведомыми путями к нему пробился запах ее кожи и волос, нахлынули воспоминания тех двух коротких недель, проведенных вместе…
После первого дня знакомства в центре реабилитации пилотов они уже не разлучались. По вечерам, обнявшись, сидели на берегу озера и не верили своему счастью. Потом очень тяжело расставались, словно влюбленные подростки, которым разлука кажется концом света. «Впереди почти четыре месяца, – думал он, – а что дальше?» Тридцать две экспедиции, сто лет полетов, годы, проведенные за пультом управления. И на это ушла половина жизни… Солу хотелось отвязаться от этих непростых мыслей. Он заставил себя представить их с Лоа дом на берегу озера. Дом будет одноэтажным и обязательно разноцветным. Этим, конечно, никого не удивишь, по случаю бедности природной цветовой гаммы все выкрашивают свои жилища яркими красками, этой традиции много лет. Но у них с Лоа самый разноцветный дом и много любимого Лоа цвета – оранжевого и желтого. Они сидят на диване в гостиной, он обнимает ее, она улыбается, она счастлива. А рядом с ними на ковре их дети, мальчики и девочки. Кругом разбросаны игрушки, на столе много сладостей…
Читать дальше