Юлия Лангровская - Трущобы во дворце

Мужчина поднял на парня удивленные глаза.

– Ты-то? – и захохотал.

– А что? Я знаю одну девушку…

– Ой! Вот уж юных особ прибереги-ка для себя. Не стану я свои седины позорить, прося руки девственницы, раз особа зрелая и неглупая указала мне на дверь.

– Напрасно, Аркадий Степанович. Эта девушка, бедная сиротка, очень хороша собой и, могу поспорить, не менее рассудительна, чем та дама, о которой вы столько сказали. А, не имея семьи, вам и хлопот с такой женой меньше. И… если она согласится стать супругой уважаемого господина в летах, образованного и доброго, то почему нет? К тому же, она отличается отменным здоровьем, а это разве не гарантия удачного продления вашего славного рода? Ведь женщины, они, как цветы – чуть упустишь и все! Пока роза юна и свежа и бутоны у нее сочные! Дети, то бишь, румяные.

– Ох, Гришка! Чего ты хитришь?

– Я? – вздрогнул парень. – Почему?

– Ты так ее расписал… да, кто она тебе? Чего же сам не женишься? Или не нагулялся?

– Она, как я уже сказал, особа не по годам разумная. А я напротив, баламут. Не пара я ей. А девочку жалко. Сам я ей портить жизнь не желаю, а помочь хочу. Мне кажется, с вами ей будет хорошо. И вам за нее краснеть не придется. Жаль бедняжку, работает за гроши, живет у дальней родни, которая ее ни во что не ставит… не жизнь, а слезы одни. И это при ее то красоте!

– Да-а? Интересно. Что, так уж хороша?

Гриша причмокнул.

– Бриллиант! Персик из бриллианта! Как раз тот самый идеал совершенства, который вы искали в годы бурной юности. Только вот, родилась она тому шестнадцать годков.

– Всего шестнадцать?

– Только что исполнилось.

– Дитя! – старик махнул рукой.

– Отнюдь! Женщина!

– Да ты не влюблен?

– Я влюблен во всех женщин сразу!

– Бабник!

Гриша приосанился.

– Мужчина.

– Ох, ох!

– Так как?

– Что?

– Ну… я о Сашеньке.

– А, так ее Сашенькой зовут?

– Сашенькой. Можно и Шурочкой.

Старик прыснул со смеху.

– Аркадий Степанович! Я же от чистого сердца.

– Разумеется.

– Так… как?

– А никак. Вот, если мне так и не доведется жениться, тогда я твою Сашеньку или Шурочку удочерю. Ха-ха! – и старик двинулся к выходу.

– А горничная вашему хозяину не нужна?

– Увы, юноша. У нас полный штат.

– Черт! – прошептал Гриша, чувствуя себя полностью сконфуженным перед Сашей. – Что делать? – он развел руками.

– Старый идиот! – воскликнула девушка, вылезая из подсобки. Глаза ее горели, щеки казались бордовыми.

– Видишь… теперь тебе уж точно, придется довольствоваться мной…

– И ты идиот!

– Я же пытаюсь тебя взбодрить.

– А мне это надо?

– Но я то в чем виноват? – обиделся Гриша. – Что ты попросила, я сделал, а как настроен старик – тут уж я бессилен.

– Да, все вы, мужичье-дурачье! – в дикой ярости вскричала Саша, убегая со всех ног на улицу.

Ей не верилось, что все ее надежды рухнули разом. Такого она уж точно не ожидала. Старик должен был, просто обязан был, хотя бы пожелать посмотреть на предлагаемую невесту, а уж там Саша непременно бы его очаровала. А так что? Этот старый пень повел носом и был таков! Нет, так совсем не годится. Она не из тех сереньких, глупеньких мышек, которыми стоило бы пренебречь, на которых женятся лишь в крайнем случае, а потом стараются побыстрее избавиться. Каково оскорбление!

– Драный козел! – ругалась Саша себе под нос, бредя в бессильной злобе, едва разбирая дорогу.

Ей так не хотелось возвращаться домой, ко всей этой убогости, уже набившей оскомину и вымотавшей все нервы, что девушка шла кругами, максимально удлиняя путь, совсем не глядя по сторонам. В голове все мысли путались, в ушах гудело, в горле стоял ком, глаза жгли слезы, никак не желавшие прорваться наружу.

Что же теперь делать? Ведь этот старик был ее единственной надеждой. Лучшей партии все равно не найти, отец так или иначе выгонит Сашу, когда вернется или выдаст замуж, останется лишь уйти самой, но как осилить даже самую малюсенькую комнатенку при таком мизерном жаловании? Не идти же в бордель, в самом деле, а через несколько лет закончить жизнь, умирая в больнице от какой-нибудь заразы или спиться или того хуже – погибнуть от руки сумасшедшего клиента. Саша столько слышала о подобных случаях, что, вспомнив, затряслась. В ее родном Проточном переулке чего только не происходило. Это был один из самых жалких и неблагополучных кварталов города, кишевший ворами, сутенерами, бунтарями, убийцами и шлюхами. Любую маломальски симпатичную девушку тут пытались склонить к проституции или толкнуть на воровскую дорожку, по этому переулку даже ходить одной было опасно, особенно в темное время суток, и, не будь Саша с Надей дочерями уважаемого местного громилы, чей кулак весил десятки пудов и чей зычный голос способен был оглушить на километр вокруг, наверняка и по их души нашлись бы гиены, толкающие беззащитных девушек в омут. Уж сколько ее подружек детства вдруг исчезало из дому, а потом становилось известно, что одну арестовали за кражу, другую видели в компании дешевых проституток, третью вообще нашли в канаве с проломленной головой…