Юлия Лангровская - Трущобы во дворце

«Я столько лет страдала от деспотизма папы и страдала бы и дальше, если бы не сделала того, что сделала. Это были конкретные действия с конкретной целью, и они увенчались конкретным результатом. Теперь я свободна, так как мать и сестра мне не указчики, но… пока папа не вернется. А что потом? Все по-новому? Не для того я упрятала их с Мишей в казематы, чтобы лишь восемь месяцев подышать свободнее. Я думала, что в лавке станет лучше, но это та же рутина. А для чего я купила платья, обувь, украшения?»

Саша вспомнила, как пытался приударить за ней молодой кондитер, и как она посчитала его недостойной для себя парой. Потом вспомнила великолепного Фердинанда и, проведя грань, скорее интуицией, нежели логикой, вдруг прошептала:

– Мне надо выгодно выйти замуж. Да, да, именно так… а тогда, пусть отец рвет и мечет, он ничего не сможет изменить. Я буду принадлежать не ему, а своему супругу и только супруга я обязана буду слушаться. А если супруг окажется покладист… тогда, скорее он станет слушаться меня. И если мне удастся такого найти – податливого, с положением, пусть хоть со средним, можно будет зачесть это как прогресс, я поднимусь на пару ступенек выше, и оттуда будет виднее, что делать дальше. Кто знает, возможно, появятся дальнейшие перспективы…»

Саша принялась перебирать в уме всех своих знакомых мужчин, которых стоило бы попытаться обольстить, но не припомнила ни одного достойного внимания. Например, куратор лавки. Толстый, старый, но это не важно, не беден, что уже важнее, но женатый, что совсем катастрофично. А жаль. Он, вроде как, не суров и сговорчив, даже шутить любит. Далее… Гриша, тот самый молодой кондитер. Но, с ним уже ясно. Конечно, барон на батрачке не женится. Вот, если бы стать любовницей такового, на содержании, да так, чтобы только с ним, без опасения, что он, наигравшись, перекинет ее другому, попрекая суммой, что вложил в нее, тогда можно было бы зажить. Но это вряд ли. Пришлось бы долго искать, долго обольщать, а за восемь месяцев надо добиться чего-то наверняка.

Саша вспомнила и своих покупателей. Тоже, в общем-то, ничего примечательного, одни такие же рабочие, как и она, другие чуть поблагополучнее, но не намного, третьи служат у господ то кучерами, то лакеями. Нет, выбрать точно не из кого. Даже не стоит заговаривать с ними о чем-либо – бесполезная трата времени, быдло, серая масса. Саша отчаялась. А если ждать придется долго?

Придя домой, она обнаружила настоящий переполох. Мать лежала распластанная на полу, Надя, вся в слезах, бегала вокруг нее, махая полотенцем и обрызгивая ей лицо водой, Дима хныкал с перепугу, а малыш Коля голосил, перенимая тревожную атмосферу.

– Беги за доктором, Саша, скорее! – крикнула Надя, едва увидев сестру. – Мама сегодня уже второй раз так.

Саша, не говоря ни слова, пошла в дом врача, что жил неподалеку и лечил весь бедняцкий квартал за гроши, какие те могли ему дать. Это был юный паренек, только что закончивший институт, он практиковался, выхаживая бедных работяг, часто вообще не беря с них плату, полагая, что тем и так доведется потратиться на лекарства. Саша знала его раньше, он был старше ее лет на шесть и когда-то в детстве они иногда сталкивались за играми.

– Что случилось с тетей Наташей?

– Не знаю. Лежит в обмороке.

Саша все продолжала размышлять о своем, нимало не интересуясь, чем захворала мать.

«Да, и этот мне не подойдет. Врач – это, конечно, уважаемо, но он не богаче нас. Лечит бедноту, мог бы хоть, напроситься к богатым, пусть даже и младшим лаборантом, хоть кем».

Доктор осмотрел Наталью, пощупал ей пульс и живот, подозревая несварение, но через некоторое время помотал головой и произнес:

– Вы беременны, сударыня.

Наталья, которой все эти симптомы были знакомы от и до, смущенно ответила:

– Я догадывалась, но… сейчас это так некстати, что мне действительно, было бы лучше страдать от несварения.

Когда юноша ушел, Надя подсела к матери, поцеловала ее и сказала:

– Теперь тебе надо больше отдыхать.

– Что ты, дочка. Я и так теперь в тягость вам с сестрой. Мне тоже надо поискать себе работу. Я собиралась попросить тебя, чтобы ты похлопотала обо мне на фабрике. Я могла бы занять место Сашки.

Саша стояла рядом, почернев от негодования. «Даже напоследок успел напаскудить!»

– Мама – сказала она, с трудом разжимая зубы, – а ты никогда не думала, что пятеро детей – это уже многовато для такой бедной семьи, как наша?

Наталья подняла на дочь свои большие голубые глаза, грустные и потускневшие, но прежде чем успела что-то ответить, Надя жестом попросила Сашу уйти. Та пожала плечами, но, выходя, бросила: