Илья Тамигин - Жемчужина, выпавшая из короны. Любовный исторический роман

– Жизнь прекрасна, не так ли? – принюхался к принесенным растягаям Петровский, – Во всяком случае здесь и сейчас! Я, пожалуй, приду сюда и вечером. Покутить немножко с Шарлоттой.

Шарлотта Листневская был псевдоним его содержанки, в прошлом инженю-кокетт заезжего Львовского театрика. По паспорту она была Ганна Скоропад. Вот уже три месяца они жили душа в душу, и капитан не мог нарадоваться: нежная, страстная, отлично умеющая экономить, сия черноглазая мадемуазель, тем не менее, одевалась с умопомрачительным шиком, прекрасно соответствуя своему блестящему Васе.

– Аксиома есть утверждение очевидное, не требующее доказательств, – кивнул Леонард, чьё простое физиологическое счастье многократно усилилось крепкою водочкою и вкусною пищею.

– Во-во! – оживился Петровский, – Без доказательствов! Играли мы намеди в Аглицком Клобе. В Блэк Джэк, ну, ты знаешь. Я, Назаров, Мещерский, какой-то штатский шпак из казначейства… забыл фамилию. Назаров с Мещерским к полуночи упились, унесли их. Игра, в общем, по нулям: ну, может, тыщу проиграл, не более. Штатский заскучал, ушел в нужник и не вернулся. Тут подходят двое англичан – флотские, в синих мундирах. Что уж они в первопрестольной делают – ума не приложу! Ведь отсюдова до морей хоть на юг, хоть на север – далеконько скакать. Спрашивают, значит: сыграем? А, давай! На кон по сотенке поставили. Они, значит, вдвоем, на одну руку. Я банкую. Моряки просят вторую карточку, третью, четвертую. Остановились. Я открываю свою: туз! Вторую – шестерка! Семнадцать! Довольно с меня, говорю. Британцы: у нас – двадцать! И денежки сгребают. Я обалдел: показать бы надо, да? А они, эдак надменно: сэр! Джентльмэнам верят на слово, сэр! И тут, – капитан драматически выдержал паузу и понизил голос, – Тут… кэ-эк поперла мне карта! Веришь ли, за два часа все свои недоимки отыграл!

С видом триумфатора он достал бумажник толщиною с оглоблю и отсчитал шесть пятисотенных.

– Вот, прими с благодарностью!

Три тысячи, одолженные почти месяц назад, вернулись к Орлову. Тот вытаращил глаза, ибо так скоро их не ожидал.

– Так что, ежели в денежках нужда случится, завсегда к нам обращайтесь, Ваше благородие! – довольный произведенным эффектом, Петровский захохотал.

– Благодарю, Базиль, пока не нужно, – улыбнулся Леонард.

Выпили за удачу. С энтузиазмом. Лакей принес поросенка.

– Слушай! – пришурив нетрезвые глаза, воззрился на блюдо Василий, – Вроде похож на кого-то! Не пойму только, на кого!

– Брось, Базиль! – хрустя соленым огурцом возразил Леонард, – Это же свинья! К тому же – жареная.

– Показалось, значит… Нет! Все-таки похож! На покойного полковника Юсупова. Такие же глаза: маленькие и раскосые… Покинул сей грешный мир два года назад, – Петровский махнул рюмку и перекрестился.

– Пал в бою? – без особого интереса поднял бровь Леонард, – Или?

Упомянутого полковника он не знал.

– О, брат! Такая история! – капитан проглотил поросятину, запил розовым анжуйским, – Был у него роман. С кем – не скажу. Замужняя дама, г-м. За год разорила нашего татарина дотла!

– Правда, что ль, татарин? – искренне удивился Леонард такому обороту.

– Да нет… Нормальный русак. Предки у него были из Золотой Орды, отсюда и фамилия. Э, о чём бишь я? Ага.. В долги влез огромные. Имение, дом в Петербурге – все пошло с молотка. И дама, значит, говорит: адьё, мон шер, мерси за всё! И бросила воздыхателя. Как жить человеку? Без денежков ещё кое-как можно. А без любви? И из семьи он ушел. Гол, как сокол, и голову приклонить негде. Ну, и застрелился наш Юсупов. Вот! А на похоронах шепоток прошел, что полковник – четвертый, кто с сей роковой дамой разорился. Три предыдущих случая – в Риге, в Варшаве и в Гельсингфорсе.

– Неужто тоже застрелились? – поразился поручик, широко распахнув глаза.

– Да нет… говорят, сдержались. Только живут на одно жалованье, представляешь? – Петровский передернулся, – Жалкое существование!

В молчании доели поросенка. Затем Леонард решил посетить туалетную комнату – шесть стаканов чая, выпитые в гостях, настырно просились на свободу.

«Надо же, какие женщины бывают… прямо паучихи! Высосут все до капли – и бросают жертву! Какая уж тут любовь, одна корысть! Притворщицы!» – думал он по пути.

В туалете обнаружил, что забыл снять презерватиф. Мысли сразу же заискрились, радужно заблестели. Ванда… Что же ей, чаровнице эдакой, подарить завтра? Осторожно стянул полупрозрачный чехольчик, прополоскал под рукомойником. Завернул в носовой платок. Пригодится ещё!