Николай Георгич - Вкусно с Олейной, или Девушка из дома, что на окраине села

– Я боялся втягивать ее в свою жизнь, но и боялся потерять. Не прошло и дня, как я почувствовал, что не могу без нее. Неделя казалась мне годом. Я не мог дождаться следующих выходных. Отступить от нее при этом сохранить свое мужское я в семье и дать понять самому себе, какая у меня сила воли это было бы глупо. Чувствуя все свои мужские и природные желание к женщине и не раскрыть их – это посмеяться над самим собой. Это было бы верхом самолюбия. Другое дело, завоевать ее, завлечь, заманить к себе и удержать у себя всеми своими чувствами, своей мужской природой, вовлечь ее в свою жизнь, дать ей все самое важное и сохранить при этом свой статус в семье, статус в жизни, вот это было похвалой. Так я и решил. Я был рад, что пришел к такому решению. Не испугался трудностей, которые я знал, будут. Не испугался, что меня могут отвергнуть, я зажил теми хлопотами, без которых жизнь не имела бы смысла. Я зажил заново, у меня появился еще больший интерес к жизни. У меня выросли крылья. Твоя мама была именно той женщиной, ради которой я был готов на все. Она создала во мне стимул к жизни.

Отец посмотрел на Аллу. По лицу пробежала тень улыбки. Дочь не удержалась и покорилась этому секундному отцовскому обаянию и улыбнулась вслед.

– Вот на этой самой машине я ездил с твоей матерью. Тогда она у меня уже была. Купил за свои кровные деньги. Только тогда она была синего цвета.

– Почему же перекрасил в черный?

– Когда твоей матери не стало, вся жизнь для меня превратилась в черное пятно. Я перекрасил и машину, и свою душу.

Виктор замолчал. Алла легонько коснулась рукой его плеча.

– Раньше со мной такого не было, – сказал он.

– Тебе не было кому рассказать об этом.

Ты права, – он погладил ее по руке.

– Это ведь не самое страшное в жизни?

– Не знаю. Но от этого очень больно, и рана сидит так глубоко, что ее не залечить.

Алла свободно откинулась на спинку сиденья, раскинув в стороны руки.

– Значит, мама сидела рядом с тобой вот на этом сидении?

– Да, – кивнул Виктор. – На этом сидении-диване. – И снова эта его улыбка. – Ты сейчас напоминаешь ее мне. Ты очень похожа на мать.

Алла положила блокнот на панель машины и повернулась к отцу.

– Что было потом?

– Потом были свидания. Она жила в городе. Нам было удобно встречаться в городском парке. Потом после прогулок мы уходили на квартиру, которую помогла купить мне мать. Мы встречались каждый день. Я приезжал на машине иногда только электричкой. Ей нравилось кататься. Как-то она даже попробовала сесть за руль. Но так и не успела осилить эту науку. Это были самые лучшие дни. Моя мать переживала за меня. Боялась, чтобы не вышло из этого чего дурного, боялась, чтобы я не навлек беды на семью. Я ее успокаивал, и просил, чтобы никому не говорила об этом, хотя и так знал, что она не скажет. Мать я заверил, что все будет хорошо. Я верил тоже в это, и особенно надеялся, когда она родит мне ребенка, то уже не сможет уйти. Мы любили друг друга очень сильно.

Однажды родители Лены захотели повидаться со мной, и познакомиться с моими родителями. Лена была радостной, веселой, сообщая мне об этом, а у меня на душе заскрежетало. Я знал, что это когда-то наступит, и был готов к этому, но не думал, что так забоюсь, когда этот день наступит. Я сказал обо всем матери. Она заволновалась. И, как тогда после ареста отца присела в уголке на стуле, склонив голову. Она хотела поначалу меня отговорить, хотела, чтобы я бросил ее, но потом дала мне напутствие и пожелала удачи.

Когда настал этот день, было воскресенье. Это было в январе. Было тихо морозно и солнечно. Погода радовала, прибавляла настроения. Машину подготовил я еще с вечера, вытер ее до блеска. Утром прогрел и поехал к ее родителям. У них тоже был свой дом большой, добротный. Железные ворота зеленого цвета с белыми ромбами и калитка в кирпичной арке, как сейчас помню. Я остановил машину у ворот и долго не решался выйти. Но Лена, увидев меня в окно, выбежала сияющая и радостная, накинув на плечи куртку под которой было всего лишь легкое платьице. Я тут же вышел с машины и обнял ее. Она прямо прилипла к моей груди. Я достал букет, и она потянула меня в дом. Снег рыпел под моими ногами, а она скользила по снегу в домашних тапочках впереди, не отпуская мою руку. Мы словно влетели в дом с улыбками на лицах, и первым, кого я увидел, был ее отец. Он стоял у стола с откупоренной бутылкой водки в руках. Чарки были налиты и меня ждали, как хорошего гостя. Это был хороший знак. Меня это сразу успокоило. Потом появилась ее мать, и я понял, откуда у дочери такая красота.