Что-то особенное было в этих простых словах. И лукогорские, и сидаковский женщины вдруг стали выше ростом и шире плечами. Даже Поруня важно приосанился, будто понял, о чём речь.
– Что надо сделать, чтобы всё правильно было? Заупокойную службу заказать? Я совсем ничего об этом не знаю, может, вы сами объясните ситуацию батюшке Иоанну?
Глебовна подросла сантиметров на двадцать и обвела остальных старух взглядом победившей орлицы. Ну, и кто теперь будет спорить, что она, Глебовна – главный авторитет в вопросах веры?
Было уже абсолютно неважно, что дальше скажет Рина, но она ещё и сказала нечто поразительное:
– Если деньги нужны, так я принесла немного. Пётр Борисович мне дал, чтобы я всё решила.
Рина достала из сумки чистый, но немного помятый конверт и вложила его в тёмные, подрагивающие руки старухи.
Глебовна спокойно кивнула:
– Идём, я тебе объясню.
Если старуха и жалела о своём приглашении, то ничем этого не выдавала. Рина носилась по церкви, будто маленький ребёнок, наполняя тесное пространство звонкими вопросами:
– А это кто? А это? Это Иисус? Почему он в клеточку? А-а, не Иисус. А этот бог почему с ложкой? Опять не бог? Ага, лекарь. Хороший, значит, святой. Грустная какая Богородица, красивая. А вот той зачем жемчуга к лицу приклеили? Оклад? А ящик, значит, киот. Забавное слово. А вон та штука для чего? А вот эта?..
Батюшка Иоанн наблюдал за любопытной девицей с удивлением и явной опаской, замешкавшись начать службу. Приходские женщины взирали на экскурсию с откровенным неодобрением. Но Глебовна невозмутимо объясняла и то, и это, не обращая внимания на лёгкий шепоток, проносящийся сзади.
Наконец, она сделала Рине знак замолчать и встать чуть сзади. Рина простояла минут пять, а потом мелкими шажочками спиной вперёд двинулась к выходу, чтобы легко выскочить на крыльцо. Чуть поколебавшись, Петька последовал за ней.
На пяточке двора перед храмом Петьке предстала весёлая картинка. Прямо перед Риной громоздилось монументальное тело Поруни. И Рина в растерянности переминалась и топталась на месте, явно не зная, что делать.
Бросившись вперёд, Петька сердито замахал руками на Поруню:
– Вон! Вон! Пошёл вон!
Поруня тут же засеменил прочь, но остановился у стойки ворот и улыбнулся, растащив в разные стороны огромные губы. Слюна сползла с уголка рта, капнув на рубашку.
Петька принялся объяснять:
– Не бойся, Ринка. Ты Веньку-тракториста знаешь? Это Поруня, племянник его. Он с рождения такой. И он тихий, не обидит. Если хочешь его прогнать, громко кричи «вон!», он и уйдёт.
– Зачем он ко мне подошёл?
– Не знаю. Наверное, ты ему понравилась.
– Сомнительная радость.
Поруня отвернулся, засмотревшись на неторопливо шествующего через двор кота. Правильнее было бы сказать, что кот волочился, нарушая все законы физики.
Однако если и было что-то, что могло вывести батюшку Иоанна из равновесия, так это упоминание о неестественных объёмах и формах церковного котейки, поэтому добрые прихожане удивлялись пропорциям любимца батюшки молча.
– Кс-кс, – выдохнулось из недр массивного тела Поруни. Кот попытался ускориться. Физика напряглась и дополнительно искривилась.
– Почему ему позволяют вот так одному бродить?
– А надо его на цепь посадить? На дуб зелёный? Рискованное дело. Для дуба, разумеется. Не каждый ствол этот вес выдержит.
Рита улыбнулась и чуть поморщилась, Петька сообразил, что вопрос касался не кота, а дурака.
– Так Венька где-нибудь здесь неподалёку. Он обычно Поруню оставляет и приказывает ему стоять. Всё спокойнее, чем дома его держать.
– Почему? Он может дом разгромить?
– Нет, что ты. Он волнуется, если один долго остаётся. К окну изнутри прижимается и плачет, будто малыш трёхлетний. Старушки наши конфеты ему в форточку кидают, он ими объедается, потом животом мается. Опять плачет.
– Можно было бы кота завести. Чтобы ему не скучно было. Вон, гляди, он с этой меховой колбасы глаз не сводит. Нравится ему котофеич.
– Веньке и с племяшом забот хватает, не то, чтобы ещё и о коте думать.
Порывшись в сумке, Рина вытащила оттуда конфету и с явной опаской спросила у Поруни:
– Конфету хочешь?
Посмотрев на протянутую сладость, Поруня перевёл бессмысленный взгляд куда-то вдаль и замер истуканом.
– Ну что же ты? Держи.
Поруня скосил глаза и тяжело, мучительно вздохнул.
– Ты боишься? Тебе нельзя?
Быстро сграбастав и спрятав конфету в руке, Поруня отбежал мелкими шажочками в сторону и, сопя от нетерпения, начал рвать обёртку. Мясистые неловкие пальцы едва справлялись с этой трудной работой, и прошло несколько томительных минут, прежде чем сладкий кусочек освободился. Физиономия Поруни украсилась шоколадно-слюнявой улыбкой, и он снова замер.
Читать дальше