Кассия Сенина - Золотой Ипподром

– Нет, ну вот ты объясни мне, что я должен писать? – Стратиотис обернулся к сидевшему в глубоком кресле другу, археологу Фоме Амиридису, и посмотрел на него своим обычным вопросительным взглядом исподлобья, так плохо сочетавшимся с его громадным ростом. – Мне прислали кучу экспертных заключений о том, что строительство нефтепровода до Киликии не нарушит прав тамошних монахов! И что Церковь пять лет назад совершенно напрасно восстала против этого проекта…

– Я, кстати, не исключаю, что это так, – отозвался Фома. – Собственно, ведь, Церковь жила бы себе спокойно, если б не Ираклийский владыка…

– Да, но представь себе, – воскликнул Панайотис, – в ущелья придет строительная техника, где-то проложат дороги… Каково станет тем, кто всю жизнь провел в тишине?

– Это же ненадолго, а на технику можно обращать так же мало внимания, как на шум египетского камыша, – съехидничал Амиридис, припомнив Древний Патерик. – Ну, а если серьезно, то это, конечно, не зд о рово. Там, в принципе, есть совершенно неисследованные и нераскопанные участки… Хотя точное направление ведь так и не назвали?

– Нет, но в любом случае отцов побеспокоят. Места пустынные, монастырей много, а трубу ведь невозможно прокладывать зигзагами, избегая заповедных мест, да?

– Ну да, там все горы да ущелья, то ли дело в моей любимой Сирии!

Фома мечтательно сцепил пальцы и на секунду уставился куда-то в невидимую даль. Несмотря на курчавую каштановую бородку, он казался в свои тридцать выпускником школы, каковое впечатление старательно поддерживал, обращаясь с людьми весело и запросто; иные бывали удивлены, узнав, что «юноша» уже давно доктор наук и знает десяток древних языков – причем арамейский, кажется, даже лучше родного. И хотя его научные интересы порой выглядели странновато – чего стоило одно только углубленное изучение форм и модификаций сирийского монашеского куколя, – все же жизненный опыт и практическая сметка друга часто выручали журналиста в тяжелых ситуациях. Зато уж Фома не мог найти более благодарного слушателя, рассуждая об особенностях древних обрядов и богослужебных чинов. Коллеги порой шутя говорили, что из Амиридиса вышел бы прекрасный мракобес, если б не его крайне прохладное отношение к современным формам религии.

– В Сирии стратегические нефтепроводы не нужны, как все мы знаем, – солидно излагал Стратиотис. – Но лучше сломать пару гор, чем хотя бы раз в год сломать литургический устав монастыря, соблюдающийся тысячелетиями!

– Ну, уж и тысячелетиями! – привычно заспорил Фома. – Там ведь все десять раз менялось и становилось вверх ногами, и… Вот почитай последнюю работу Скабаланидиса, и вообще…

– Ну, безусловно, история литургики – очень сложная дисциплина, и ее развитие в данный момент заставляет нас…

– Стой, стой, – перебил Амиридис с веселым смехом, – ты, получается, стоишь на позициях владыки Кирика? Так напиши для его пресс-службы статью под псевдонимом, растолкуй там все иначе, чем в «Синопсисе», и успокойся на этом!

– Да, это юмор, я понимаю. – Панайотис вздохнул, окончательно помрачнев.

– Ну и что – юмор, а почему бы не написать? – продолжал настаивать Фома.

– Нет, с ними мне не по пути…

– Не любишь ты, грешник, Ираклийского митрополита! А его все культурные и образованные люди должны любить!

– А чем определяется культурность? С точки зрения священного предания…

– Ой, нет-нет, не надо! Ты лучше расскажи, что ты видел на его дне рождения!

– Ну, видишь ли, это было очень неожиданное приглашение, я даже хотел отказаться, но потом подумал, что это первый и последний раз, и…

– И? Ты ближе к делу! Много выпили?

– Не знаю, я был за рулем. – Панайотис укоризненно посмотрел на друга. – Но, главное, я воочию убедился, что митрополит – совершенно светский человек, хоть и помощник патриарха. Он ведет себя несдержанно и неподобающе лицу в священном сане! Я думаю, если б не журналисты, он и в пляс бы пустился, подобрав рясу!

– Не беспокойся, пляшет он в цивильном костюме, – пробормотал Амиридис.

– Я за него не отвечаю, но все же это выглядит слишком скандально: шуточки, прибауточки, тосты, даже анекдоты из церковной жизни! Кошмар…

– Что же ты хотел увидеть? Зато он с экрана складно говорит, немногие так могут! И вся церковная политика на нем.

– Да, но какой толк в этой политике, если ее ведет совершенно нецерковный человек? Представь, ведь был канун дня Максима Исповедника, я специально к нему подошел и спросил: владыка, а завтра литургия будет? А он так слегка ко мне обернулся и отвечает: «А черт ее знает!» – тут молодой человек понял, что невольно произнес совершенно недопустимое слово, и в раздражении захлопал себя ладонью по губам.