Марат Байпаков - Танаис. Тайга

Савлий нахмурился. Вытянул правую руку, указуя на зеркало предков.

– Мой Раман, скажи, зачем ты вынул зеркало?

– Савлий, я тоже истинно верую в Богов. Не меньше, поверь, чем ты, верую. В суме всегда держу светило. Готов я, как и ты, идти с образом Создательницы Миров, Великой Табити. Но ведь различия меж северными и таёжными отнюдь не в вере сокрыты.

– А в чём же те различия ? – угрюмо произнёс Савлий.

– Таёжные не держат слова, не ведут долгой дружбы. Всяк имел обманную мену с ними. А как наш скот крадут! – Раман наклонил голову и зло бросил Савлию: – Клятвы нарушать – самое страшное преступление! Так? – Савлий кивнул. Раман продолжил, уже смягчившись: – Но то у нас, мудрый Савлий, а у них-то, у таёжных, попроще. Сказал – и вовсе позабыл. Клятвы на крови для них дело пустое. Так как же верить их словам? То же, что ты намерен им подарить по широте степной души, их недостойно!

– Савлий, ты это… того… – Верховный жрец рукой указал на круг. Снисходительным тоном вполголоса молвил: – С ядь . Добрые оценили твою храбрость. Посмотри вокруг, тебе этого восхищения мало? Негоже смуту в рядах достойных поднимать. Ты же ведь знаешь, Савлий, чем закончится твоё стояние у костра?

Упрямец тяжело вздохнул, махнул рукой, понурился, нерешительно шагнул к месту, где сидел, видимо уже намереваясь последовать указанию жреца, да и, наверное, бы ушёл, но тут вдруг странным голосом провыло, а потом и громко треснуло горящее полено. Сноп искр заиграл в костре. Савлий вздрогнул, остановился. Искоса посмотрел на пляшущее пламя. С того места и заговорил, глядя в чёрную землю перед ногами:

– Дайте мне уйти к таёжным с миром. Не будет новой брани.

Совет пятисот загудел сердитым ульем. Послышались невнятные из-за гула гневные выкрики. С десяток правых рук указало на Рамана, который молча рассматривал сутулую фигуру Савлия в неясном свете костров. Верховный жрец высоко поднял посох. Раман громко заговорил:

– Если бы не знал твоих заслуг по прошлой войне… – молвил он быстро. Савлий же отвернулся к пламени. – Если б не знал, решил бы, что передо мной трус , у которого Боги по старости напрочь унесли разум.

Никто в совете не засмеялся. Многие мудрецы с осуждением зацокали языками. Храброго Савлия за труса не почитали. Однако Раман и не думал оскорблять мужа.

– Три раза ты отбивал наскоки таёжных на своё поселение, ведь так? – продолжил он серьёзно. – Поговаривают, что отряды аж под пять сотен, да всё ночами, ходили скрытно на тебя. Лютые атаки на валах в тумане отбивал ты. Там первый ты клевцом махал – так говорят достойные люди. Спасал ты и соседские поселения от погромов – то я лично застал. О чутье твоём бранном, Савлий, при всех в совете свидетельствую, оно как у матёрого волка . Но что с тобой, мой друг, сегодня приключилось?

Савлий не отвечал – видимо, узоры пламени поглотили его внимание. Раман воскликнул весело:

– Савлий, прошу тебя, не ты один упрямый! Мы все ой какие упрямцы. Гордимся, что уж скрывать, своим упрямством…

Послышался общий благодушный смех.

– Упрямо держим клятвы! – продолжил Раман, гордо подбоченясь. – Упрямо дружбу сберегаем. Жуны по родству давеча у нас попросили помощи супротив Чжоу. Мы жунам помогли. А ведь могли бы и отказать! Но нет, упрямо нарядились в бронзу…

Примирительный хохот стал громче.

– Савлий, отчего ты невзлюбил дорогую Адму? – Раман подался вперёд, силясь разглядеть лицо того, к кому обращался.

– Раман почтенный… – Савлий оторвался от созерцания пламени и встретился с товарищем тяжёлым взглядом. – Нет у меня обид на Адму. Не об Адму почтенной тревоги мои. И не о себе пекусь. В войнах с таёжными утратим племя, достаток, да и веру в Богов, нас, неразумных, создавших. Думу твёрдую держу, что смогу без войны таёжных склонить на нашу сторону. Особливо тех, кто к югу.

– Своим появлением у них ты, Савлий, не только вызовешь презрение к себе, известному герою прошлой войны… но и к нам, северным. Мы такого сраму, Савлий, не заслужили! А потом, когда ты… высмеянный ими … рот откроешь… ускоришь ту войну, от которой нас хочешь уберечь. Савлий, тебя же и убьют. А нам пришлют несчастную твою голову. Понимаешь?

Раман с шумом сел. Савлий остался у костра. Верховный жрец указал посохом на его тёмную фигуру.

– Совет пятисот, выскажемся за настойчивого Савлия?

Никто не поднял руки в поддержку упрямца. Савлий горько усмехнулся, словно гримаса боли на миг исказила его лицо. Впрочем, из-за неверного света костра немногие смогли рассмотреть в подробностях настроение Савлия. Ледяной голос верховного жреца стёр печальную гримасу с лица мужа, оставшегося в одиночестве: