Юрий Пахомов - Трагедия в крепости Сагалло (сборник)

Увидев меня, Мгунгу сказал:

– Мистер Эрмин, мы думали, с вами что-то случилось.

– Я же послал записку. Ладно, Мгунгу, все в порядке. Рад вас видеть. Времени у нас мало, придется обойтись без отдыха. Вы, Мгунгу, пойдете со мной на остров осматривать больных, а Юсуф и Акоре займутся подготовкой прививочного пункта.

Акоре согласно кивнул и подтянулся – в нем чувствовался солдат. Юсуф принес мой врачебный чемоданчик и флягу с водой.

В лодке нас уже ждал Амабага с двумя воинами. Они были сильно истощены, глядели на меня с любопытством. Сколько небылиц сочинили про кровожадных африканцев, а они доверчивы, как дети. Им удалось сохранить то, к чему иной цивилизованный европеец относится порой с усмешкой: готовность бескорыстно прийти на помощь ближнему, уважение к законам племени и старшему по возрасту. Да и многое другое, в том числе и веру в чудо.

Еще я подумал, что профессионал во мне уже берет верх. Тяжелая дорога, утомительный обряд, бессонная ночь – все отошло назад, уступая место интересу, который и должен испытывать эпидемиолог, если ему не осточертела его профессия.

И в нашем ремесле бывают пики, что-то вроде звездного часа. Были пики и у меня. Например, я видел сомалийца Али Мауф Маалина – последнего на земле больного оспой. Оспа уничтожена, это ли не проявление величия человеческого духа?

Я знал, что сейчас увижу, знал, как поступлю. Обычная цепь профессиональных действий, где за каждым движением стоит опыт, многие и многие дни, проведенные в лабораториях и эпидемических очагах. Никаких чудес, к сожалению, не предвидится. Работа.

Воины гребли беззвучно. Лишь изредка тяжелые капли срывались с весел и падали на дно лодки.

Остров, окруженный зарослями папируса, медленно надвигался. Послышался отдаленный рокот тамтама. Обитателей острова предупреждали о нашем приближении.

Вторую половину августа я обычно провожу на итальянском курорте Лидо ди Езоло, всегда останавливаюсь в отеле «Европа». Я заранее резервирую номер с видом на море, пляж в пяти минутах ходьбы, в холле отеля уютный бар, в котором можно сидеть часами, глядя на пеструю толпу туристов, стекающую по многокилометровой центральной улице Адреа.

Нынешним летом на курортах Венецианской Ривьеры вошли в моду длинные, до колен, купальные трусы самых диких расцветок. Трусы выглядели одинаково нелепо как на тощих подростках, так и на тучных отцах семейства. Женщины предельно обнажились. Я давно отметил, что человечество, утратив эстетические ориентиры, потянулось к уродству: в моде бритые черепа, накачанные силиконом груди, туземные татуировки и пирсинги в ушах, носу и даже в потаенных интимных местах.

Да, я забыл представиться: Пьер Симон, художник, писатель, журналист. В той, прежней, жизни, которая теперь мне самому кажется выдуманной, меня звали Петр Семенов. Я – парижанин, более тридцати лет живу в студии на рю Лафайет. Мне круто за пятьдесят, но редко кто дает больше сорока пяти, рост метр восемьдесят пять, блондин спортивного сложения. И то, что я слегка прихрамываю, – следствие огнестрельного ранения, по утверждению одной итальянки, придает мне особый шарм.

Я довольно состоятелен, к тому же неплохо зарабатываю, пишу для газет и журналов очерки, эссе, оформляю книги, рисую карикатуры, иллюстрации к комиксам. А недавно в одной из престижных галерей в Париже состоялась выставка моей графики. Я здоров, лишь изредка пользуюсь услугами стоматолога, единственное, что беспокоит, – бессонница. В Лидо ди Езоло я борюсь с ней испытанным способом: душными вечерами сливаюсь с толпой, фланирующей по центральной улице курорта, и как бы становлюсь частью этого плотного потока, в котором утрачивается индивидуальность, а значит, исчезает и прошлое. Прошлое таит в себе опасность.

Толпа приплясывает, поет, дудит в дудки, хохочет. Хлопают петарды, в черном небе с треском рассыпаются разноцветные звезды фейерверка, по велосипедным дорожкам шуршат шины четырехколесных велокаров, восторженно визжат дети, молодые парочки, обнявшись, ныряют в черные провалы улиц, ведущих к морю, и там, на песчаном пляже, предаются любви. На уличных перекрестках какие-то молодые люди в цилиндрах подбрасывают в небо светящиеся шары.

Человеческая река, достигнув полутемной окраины, разворачивается и течет в обратном направлении. Магазины, лавки с сувенирами, рестораны, кафе, бары забиты туристами, они едят, пьют, смотрят телевизоры, и в равномерном гуле, напоминающем усиленное воркование голубей, ощущается страстное желание жить, словно на Землю уже нацелился метеорит-убийца и населению планеты отмерены не годы, а дни или даже часы. Я обхожу любимые бары, понемногу алкоголь делает свое дело, возвращаюсь в отель, принимаю душ и валюсь в черный осклизлый колодец, на дне которого возникают и гаснут сны. Сны – единственное, что меня связывает с прошлым, сны реальнее воспоминаний. Воспоминания как бы принадлежат другому человеку.