Киннам пришел не через минуту, а через все пять; Афинаида уже справилась с собой и смогла завести внятный разговор, впрочем, стараясь не смотреть на ректора. Он говорил самым обычным тоном, никак не показывая, что заметил что-то не то в ее поведении. «Ну, а что, в самом деле? – подумала она. – Он таких дурочек уже видал-перевидал! Наверное, и внимания не обращает, кто там перед ним покраснел лишний раз…»
Великий ритор быстро написал заключение о собеседовании с ней, подписал план диссертации, сказал, что прочел ее статьи, что они хороши и неопубликованную он пристроит их на днях в ежеквартальный сборник филфака; отрывки из диссертации он пока не успел посмотреть, но судя по статьям, Афинаида пишет академичным стилем и хорошим языком, и если она в таком духе будет писать диссертацию, это прекрасно… Потом они заговорили о подаче документов, и Киннам сказал:
– Поскольку вы хотите учиться заочно, вам будет во многих отношениях проще. Мы сможем устроить так, что вам зачтут прежнее поступление в аспирантуру и год учебы, вам нужно только восстановиться и сдать в ноябре экзамен за курс византийской литературы. Полагаю, с этим вы справитесь без труда! Думаю, к следующей осени вы вполне сможете подготовиться к предзащите… Сейчас я скажу Елене, чтобы она позвонила в отдел аспирантуры и попросила поднять вашу документацию. – Он протянул руку к кнопке. – В каком году вы поступили туда?
– В девяносто седьмом.
Рука Киннама на мгновение застыла в воздухе и опустилась на стол.
– Сколько же вам лет, Афинаида?
– Тридцать четыре, – ответила она, чуть вздрогнув.
– Неужели? Так мы с вами… – начал он, но прервался. – Прошу прощения за нескромный вопрос!
– О, я не скрываю свой возраст! Никогда не могла понять женщин, которые… слишком трепетно относятся к этому!
– Честно говоря, я тоже. – Киннам улыбнулся и добавил задумчиво, глядя на портрет над головой Афинаиды: – Женщин иногда вообще бывает трудно понять… – Он посмотрел на девушку. – Значит, мы с вами почти ровесники. А я так нагло выпросил позволения называть вас просто по имени… Признаться, я думал, вы гораздо моложе!
– Ну, в каком-то смысле я и правда… гораздо моложе! – Она усмехнулась, слегка краснея. – Шутка ли, десять лет, выброшенных из жизни!
Он приподнял брови.
– Так вы провели у Лежнева десять лет?!
– Да, в том-то и дело… Слишком много!
– Многовато, – согласился великий ритор. – Теперь вам нужно побыстрей взрослеть, Афинаида… Впрочем, в жизни есть стороны, где не так уж плохо оставаться молодым до самой смерти.
– В вашей жизни тоже есть такие стороны? – вдруг спросила она, подняв на него глаза, и тут же испугалась своей дерзости.
Киннам снова посмотрел на портрет августейших и ответил с усмешкой:
– Пожалуй, да.
***
Великий ритор выехал из города рано утром в субботу, машин на дорогах было немного. Путь его лежал на Пелопоннес, в горы Тайгета, где Киннам собирался провести выходные в полном уединении. В багажнике лежал старый рюкзак, палатка, одеяло и котелок. Странная идея для далеко не юного мужчины? Возможно. Именно поэтому Киннам ни с кем не стал ею делиться.
Феодор чувствовал, что этой осенью что-то должно измениться в его жизни: надо переосмыслить свое положение, настроится на другое бытие, отличное от прежнего. Собраться с мыслями, наметить план работы и… перестать всё время думать о Евдокии и о том, что произошло на последнем Золотом Ипподроме! Хотя острая боль, с которой он вернулся из Константинополя меньше трех недель назад, уже отпустила сердце, Киннам не мог избавиться от внутреннего разлада. Мысли постоянно возвращались в столицу, к тому вечеру, к мостику через ручей… Но надо, в конце концов, начать думать о другом! К вечеру воскресенья перестать – такое обещание дал себе великий ритор этим утром и был уверен, что слово сдержит. Но сейчас, когда до условленного срока было еще так далеко, серая дорога бесконечной лентой вытягивалась из-за холмов, асолнце играло на крышах аккуратных домиков и на розовых облачках, он заново переживал всё происшедшее и корил себя за опрометчивость и тщетные надежды.
– Старый осёл! – шептал он чуть слышно. – Надо было меньше увлекаться пустыми мечтами. Возжелать любви императрицы – господа, посмотрите на этого человека! Чего же он добился? Отношения с ней испорчены, о ее любви нечего и думать, а о дружбе, которую она сама – сама! – предложила, видимо, придется забыть… несмотря на ее обещание остаться друзьями. Разве можно после той ночи общаться с ней по-прежнему?! В лучшем случае всё придется выстраивать заново… Сплетни, репутация, гнев императора – это ерунда, но как жить теперь в этом новом мире?
Читать дальше