Евгений Ильдейкин - Недавно прошел дождь. Часть 1

А пока прошедший дождь несколько примирил вызывающую красоту «Уральского Давида» с его сомнительной идеологической сущностью. Изваяние стало больше походить на человека много и тяжело работавшего и решившего, наконец, сходить в баню культурно помыться.

Рядом с памятником этим летом организовали остановку автобусов. Туда, на другую сторону площади, мне и нужно. Вот только грязь после дождя на площади лежала как-то уж особенно устрашающе. Начатый не так давно ремонт брусчатки превратил проезжую часть площади местами в совершенно непроезжую и непроходимую. Извозчики и водители авто объезжали разобранные участки стороной, а прохожие, на свой страх и риск, смешно перепрыгивали с камня на камень или, плюнув на все, обходили площадь по кругу. Я стоял на досках тротуара, не решаясь сделать шаг, оставив дома калоши, чувствовал себя сейчас очень неуютно. Мои новые модные штиблеты в два голоса требовали подозвать извозчика. Но мне, ни жить – ни быть, хотелось с ветерком прокатиться на новой городской забаве – на автобусе. Когда-то давно, еще до гражданской и революции, в тринадцатом году, тогдашние городские власти уже пытались запустить автобусное движение, но у них не вышло, помешала война. Теперь новые власти обещают наладить движение, пока только летом. А вот уже в следующем, в двадцать пятом году, когда прибудут автобусы Форда с закрытой кабиной для пассажиров, тогда движение будет регулярным в любую погоду. Пока же организовали летний маршрут от Площади 1905 года, бывшей Кафедральной, до Шарташского озера, где находятся дачи всех важных городских служащих и несколько домов отдыха для трудящихся.

Я смотрел на лужи и малодушничал: не крикнуть ли все же извозчика. Ехать на извозчике немногим меньше часа. Автобусом столько же. Зато у автобуса остановки, суета тех, кто забирается в автобус или сходит. Все это необычно и интригующе – шум мотора, запах бензина – новые ощущения. Эх, была не была, решил я, ничего со штиблетами не случится, пойду занимать место в автобусе.

В автобус пускали всех желающих в порядке живой очереди. Впрочем, человеку в грязной одежде или пьяному могли и отказать. За этим строго следили кондуктор и милиционер, находящийся всегда рядом при посадке и высадке пассажиров. Когда суета от рассаживания по местам закончилась, кондуктор прошел по салону, собирая по двадцать пять копеек за проезд. После того, как все пассажиры аккуратно оплатили, кондуктор вернулся к своему месту поблизости от шофера и солидно известил: «Можем ехать». Шофер молча кивнул, поправил фуражку, подергал рычаги, нажал на клаксон, и автобус начал выруливать на проезжую часть, объезжая вывороченные участки брусчатки. Пассажиры замерли, боясь громкими разговорами помешать чуду техники занять свое место среди редких автомобилей и колясок извозчиков, но все обошлось, и мы поехали на Шарташ. Организованная группа пассажиров, следующих в Дом отдыха, во время поездки от полноты чувств запела. Неорганизованные, как я, оглядывались по сторонам, подставляли лица ветру, задувающему в открытый салон, всей грудью вдыхая необычный запах бензина.

Спешащие и гуляющие по тротуарам граждане смотрели в след проезжающему автобусу с интересом и неосознанной завистью, гадая – кто эти люди, по каким неотложным делам они едут автобусом. По крайней мере, будучи на их месте, я думал точно так.

Цель моей поездки – старинное село Шарташ, расположившееся на берегу одноименного озера. В этом селе, в большом каменном доме живет мой деловой партнер Борис Лихтерман. Он очень просил меня приехать вечерком в субботу: «Посидим, поговорим, сколько уж не встречались вот так по-простому, за столом! Дети давно спрашивают: где дядя Павел, где дядя Павел? Жена, опять же, всегда рада, когда Павел Иванович в гости приезжает». Знает Борис, что виноват, вот и хочет разговоры вести в домашних условиях.

Борис Натанович – хороший человек, но уже третий раз не выдерживает срок поставки скоб, которые куются у него в мастерской. В городе идет большое строительство и деревянных, и каменных домов, поэтому строительные скобы – очень хороший товар. А работа в мастерской Бориса стоит, потому что один из трех работников, видимо самый важный, пьет горькую, уже вторую неделю.

Борис свою мастерскую называет мануфактурой. Живи мы в Англии лет сто пятьдесят назад, никого бы это не удивляло, но в наше время слово «мануфактура» имеет другое значение. Как-то у нас зашел с ним разговор, и я спросил: «Борис, почему «мануфактура? Слово уж больно нерусское. Занимаешься кузнечным делом, да и работников у тебя всего трое. Называй просто – мастерская. Всем понятно и слух не режет». Ответ Бориса был неожиданный, но по-своему логичный: «В мастерской работают мастера, – ответил тогда Борис, – а у меня работают те, кому название подобрать невозможно. Так что, только «мануфактура» – для умного человека все ясно». Постоянные задержки с выполнением заказов подтверждают, что Борис прав.