Алона Китта - Цветы на мостовой. Роман

– Да, я их помню прекрасно.

– Эшли сам пришел к Морстену. Он давно мутил у нас воду, говорил, что всю грязную работу делают они, а денежки текут в твой карман.

Барнет задохнулся от возмущения: какое нелепое обвинение! Он платил каждому по договоренности, никогда не задерживал платежи. Кроме того, накладные расходы – получение нужных сведений, подкуп должностных лиц. Да что там говорить! Если бы не природная расчетливость Джереми, организация уже давно обанкротилась бы!

Мици и Феликс переглянулись и заулыбались: эта «природная расчетливость» была обыкновенной жадностью.

– Морстен посулил им золотые горы, а эти трое и сами клюнули, и других завели. Некоторые теперь локти кусают, – сказал Феликс, проглотив печенье.

– Ты бы позвал их обратно, Джереми. Уверена, для них это будет хорошим уроком, – добавила Мици.

Лицо Барнета застыло, словно каменная маска. Слишком много он пережил унижений от своих так называемых товарищей, чтобы забыть все одним махом. Кроме того, над ним висело судебное разбирательство, инициированное проклятым Морстеном.

– У Морстена есть одна тайна, и он многое отдаст за ее забвение.

Каменная маска сползла с лица босса, уступив место заинтересованности.

– Как известно из записи в церковной книге, отцом Чарлза Эдварда Морстена был сэр Джеймс Морстен. Ему принадлежало поместье Олуэнфилд, графство Девоншир. Матерью…

Джереми нетерпеливо перебил Мици:

– Ну зачем нам углубляться в его родовое дерево? Полагаю, его предки несколько раз перевернулись в фамильном склепе от того, что вытворяет их далекий потомок.

– Не торопись, Джереми, – предостерегла босса Мици. – Сэр Джеймс Морстен происходил из пары близнецов, у него был брат Сайрус. Так вот, судя по церковной записи, Джеймс появился на свет на двадцать минут раньше Сайруса. В соответствии с этим он признан старшим и поэтому унаследовал Олуэнфилд после кончины родителей.

На лице Джереми отразилось недоумение:

– К чему ты клонишь? С наследством что-то не так?

– Все не так! – воскликнул Феликс. – Этот папочка Джеймс был еще тот типус. Понятно теперь, в кого сыночек уродился.

– Роды были тяжелые, и к миссис Морстен пригласили врача из города, – продолжала Мици. – Все разрешилось благополучно, и доктор уехал, получив солидный гонорар. Так вот, в журнале доктора сохранилась запись, из которой следует, что именно Сайрус родился первым.

– Я, кажется, понял: согласно закону о майорате, первенец наследует землю.

– Именно! Джеймс унаследовал семейное гнездо, а его брат-близнец остался ни с чем. Теперь это поместье перешло к нашему заклятому другу.

– И что же Сайрус? Почему он дал себя обмануть?

– Он рано умер, оставив малолетнего сына. Пока семья приходила в себя после внезапной кончины молодого человека (Сайрусу едва исполнилось тридцать), его безутешный братец уже подсуетился насчет наследства. Вдове, вероятно, задурили голову, а малолетку вообще в расчет не принимали.

Некоторое время Барнет молча сидел в раздумье. То, что он узнал, вполне соответствовало действительности. И несмотря на это, сомнения не покидали его.

– Допустим, это правда, – сказал он, переводя взгляд с Мици на Феликса. – Но чем наши догадки помогут нам прижать Морстена? Одни слова ничего не стоят. За подобные обвинения я не дам и пенни.

Вальяжный Феликс снисходительно улыбнулся:

– Обижаешь, Джереми. Мы с Мици хоть молоды, но понимаем, что слова надо подкреплять доказательствами. Момент!

Он кивнул Мици, и та побежала в дом, а через минуту вернулась с папкой бумаг.

– Это заверенные нотариусом выписки из церкви Олуэнфилда и из журнала доктора. Джереми, ты нам должен почти двести фунтов за поездку.

– С этими бумагами ты можешь обратиться в суд, – дополнил Феликс.

«Нет, я не буду обращаться в суд, – подумал Джереми. – Я продам их Морстену».

Глава 45

На Лондон опустились сумерки, и в свете газовых фонарей прохожие спешили по своим делам. На Пикадилли допоздна были открыты дорогие магазины и рестораны, возле театров то и дело останавливались экипажи: публика спешила на вечернее представление. В заведениях попроще – пабах и дешевых кафе – тоже яблоку негде было упасть, и официанты сбивались с ног, разнося пинты пива или стаканы крепкого виски.

Человек по имени Джон Блейк заглянул в «Веселую лошадь» и застыл в дверях. Он поискал глазами того, кто его пригласил, и наконец заметил Барнета. Тот, не сводя с вошедшего напряженного взгляда, кивком пригласил его следовать за ним и, пока Джон Блейк раздумывал в некотором замешательстве, нырнул в боковую дверь, по цвету почти не отличимую от стены. Гость поспешил за ним.