Сергей Антонов - Все вижу!

Рэйчел любила прикасаться к старинным вещам, по всей видимости, унаследовав трепетное отношение к ним от родителей. А в замке, вещей, история которых уходила корнями в далекое прошлое хватало. Причем не все они были такими же дружелюбными ворчунами-всезнайками, как старые часы.

Поскольку осязание заменяло Мидллуайт зрение, то развито оно было значительно сильнее, чем у обычных людей. Рэйчел не просто касалась предметов руками. Она их сканировала. Так было с массивной дверной ручкой, отлитой из меди и привинченной к двери, ведущей, по словам дяди Пьера, в бывшую часовню.

Рэйчел коснулась ее всего один раз и, этого оказалось достаточно, чтобы дать себе зарок никогда не входить в часовню. Прохладный металл сохранил в ячейках своей кристаллической решетки липкий сгусток давней и очень негативной энергии. Тот, кто касался ручки много-много десятилетий назад, испытывал целый набор переживаний. Возможно, он сам не был плохим человеком, а может, просто оказался в отчаянном положении и входил в часовню, чтобы в разговоре с Богом на время избавляться от хлеставшей через край душевной боли.

Размышляя над этим, Мидллуайт не забывала вести отсчет шагам и добралась до конца холла. На очереди было обследование второго этажа, но Рэйчел решила сделать перерыв. Бродить по пахнущим сыростью, пропитанным астматическим дыханием древности помещениям, порядком надоело. К тому же на прогулке по саду, предмету своей особой гордости, настаивал дядя Пьер.

– Поверь мне, Рэйчел, – говорил он. – Садовников незаслуженно считают ремесленниками. Это глубоко ошибочное мнение. Любой, кто имеет дело с растениями и любит их – творческая натура, художник в своем роде. Я с удовольствием покажу тебе сад и опишу самые лучшие цветы. Жаль, что ты не сможешь их увидеть, но, почувствовав, ни с чем несравнимый аромат сразу скажешь: дядя Пьер – ты просто гений!

Предыдущую встречу с дядей нельзя было назвать знакомством: тогда Рэйчел исполнилось всего три года. Теперь они узнавали друг друга заново и Рэйчел успела понять, что ее французский дядюшка если и не гений, то уж во всяком случае очень хороший человек. Добрый и немного беззащитный. Для себя девочка решила, что он должен выглядеть как мастер Антонио, создавший Пиноккьо.

Что касается Фриды Мулеж, которую Рэйчел, не без внутреннего протеста, называла тетушкой, то в их отношениях не намечалось даже намека на зарождающуюся теплоту. Сразу после появления девочки в усадьбе и церемониала приветствий, “тетушка” постаралась расставить все по своим местам.

– Мы завтракаем в восемь, обедаем в два часа, а ужинаем в семь, – с претензией на аристократизм заявила мадемуазель Фрида. – Учти эти инструкции и постарайся не опаздывать.

Инструкции? Она что: новая электродрель фирмы “Чэбб”? Рэйчел покоробило не только это слово. Сам тон госпожи Мулеж, напрочь отбивал всякое желание садиться с ней за один стол, вызывая большие сомнения в качестве приготовленных ею завтраков обедов и ужинов.

Впрочем, отношения с Фридой могли со временем и наладиться. Сейчас у Рэйчел хватало других впечатлений и переживаний, никак не связанных с родственными проблемами.

Первая ночь показала: вжиться в быт французского средневековья не так-то просто. Перина оказалась чересчур мягкой, простыни – жесткими, а колеблющийся от сквозняка занавес балдахина наводил на мысль о том, что из-за него в любой момент может выглянуть исхудавший и бледный призрак какого-нибудь барона, которого девочка хоть и немогла увидеть, но очень живо себе представляла.

Кроме того были звуки… При воспоминании о них, Рэйчел почувствовала, как по позвоночнику пробежал холодок. Замок был полон мрачных воспоминаний и изливал их с помощью скрипения половиц, стука ветвей деревьев в оконные стекла, стонов ветра в каминных трубах и невнятного шепота.

Этой ночью, этой ночью,

Этой ночью, верь не верь.

Кто-то страшный,

Кто-то страшный.

Постучался ко мне в дверь!

Мурлыча под нос стихотворение, которое Стивен Кинг сделал эпиграфом к своим «Томминокерам», Мидллуайт сменила шлепанцы на кроссовки и уверенными движениями завязала шнурки. Со стороны могло бы показаться, что справляться со шнурками девочка умела с рождения. На самом деле эту нехитрый процесс она освоила только в восемь лет, а ходить, не пользуясь тросточкой иаучилась в десять. Вся жизнь Рэйчел была одной бесконечной борьбой за то, чтобы выглядеть, как обычные, зрячие люди. Она добивалась неплохих результатов, одерживала маленькие и большие победы, но понимала: все чего достигла, было только приближением. Некой кривой, которая приближается к оси координат бесконечно близко, но никогда ее не достигает.