Игорь Епифанов - Нефилим

Склонности к агрессии я не питаю. Вид размазанного, распростертого передо мной существа не возбуждает меня, а, скорее, вызывает жалость. На Курсах нам преподавали соответствующие навыки, но советовали применять их лишь в самых безвыходных ситуациях, таких, очевидный выход из которых тебя не устраивает. Уничтожение или яснее, убийство, как раз и считалось эдакой простой, примитивной мерой. Новички прибегали к ней от страха, «старики», чаще «крохоборы», чем «инфанты» – от лени, усталости; мало ли что можно придумать в самооправдание. Тем более, что защита медитативная, снимающая агрессию «объекта» и трансформирующая его психику, действительно требовала гораздо больших энергетических затрат и порой совершенно не коррелировала с физическими размерами агрессора. Громадную, восстающую из болота, тушу с клыкастой пастью и роговыми лопастями вдоль горбатого хребта мог остановить простой взгляд, а со сравнительно небольшой, три-четыре локтя в длину, полтора-два в высоту, «тварью» – общий термин, использующийся в предписаниях и отчетах – дело порой доходило и до физического контакта. Особенно когда «тварь» бросалась внезапно, из-за камня, из-за куста, из переплетения ветвей над головой. Спасала реакция плюс некое особенное чувство опасности, которое необычайно обострялось у меня, едва я оказывался на Территории.

С чешуйчатой «тварью» в дупле это чувство чуть запоздало, но совсем чуть-чуть, не критично. Да, я допустил физический контакт, но он-то как раз и упрощал механизм медитативного воздействия. Я направил ци в кончики пальцев и почувствовал, как ци проникает в позвонки «твари» и, струясь по ним, кольцами обвивает мою собственную руку. Я подключил ци-кл – поток замкнулся и усилился за счет аутоподпитки. Теперь моя рука и обвивающая ее «тварь» сделались как бы единым существом, слились в одну субстанцию, и я мог управлять ей по собственному произволу. Осталось только отделить от нее внешнюю, трансцендентальную, сущность и вернуть ее в прежнее состояние, в положение, где «тварь» пребывала до момента броска. Но что-то остановило меня перед совершением этого заключительного акта. Мысль о тотальном информационном поле некоей, пока непознанной, физической природы вдруг осветила зыбкую студенистую субстанцию под крышкой моего черепа – так бывало, когда я «подключался» и оказывался как бы внутри «поля». Весь Qercus Robur как бы растворился в нем, и перед моим умственным взором предстали энергетические сгустки с едва различимыми контурами «яйца», чешуйчатой «твари» и моей руки, по плечо погруженной в дупло.

Подозрение, что все это было ловушкой, и что Старгм с его долгими разговорами, вибрациями, лиловыми всполохами – не более чем фантом, призванный отвлечь меня от истинной цели моей командировки, показалось мне не совсем беспочвенным. Своими байками о похищении «яблока», изгнанием, внезапной вспышкой, вогнавшей в ступор ее свидетелей, Старгм мог провоцировать меня на ответную откровенность. Хорошо еще, что я не повелся на его доверительные признания, тем более, что его история, доступ к которой преграждали десятка полтора «паролей», была мне известна благодаря Герцу, взламывавшему любые «замки» и проникавшему сквозь тончайшие квантовые «сита» без каких-либо контактов с запирающими устройствами. Попытки поделиться со мной секретами этого мастерства были безнадежны; наверное, с этим надо было родиться; и потому мне оставалось лишь с почтительным трепетом наблюдать, как на его рабочем мониторе ритмично пульсируют микровспышки и причудливыми зигзагами проскакивают траектории кварков: красных, зеленых, синих. Считалось, что кварки не могут существовать сами по себе, не связанные «глюонными струнами», но Герц, похоже, добился этого эффекта. Правда, перед тем, как посвятить меня в свое достижение, он взял с меня «обет молчания», но это, я думаю, была скорее дань давнему «атавизму» с его забавными обрядами, ритуалами.

Я и раньше замечал за Герцем кое-какие «атавистические» наклонности. Его отчеты о командировках на Территорию – он называл их «вылазками» – были написаны таким изысканным, цветистым слогом, что отрывки из них, положенные на музыку, порой звучали из динамиков в «боксах релаксации». Под них было хорошо пить кофе, вино, курить; описания не возбуждали, а, скорее, слегка волновали воображение, и оно само дорисовывало те детали, что сохранялись в моей памяти от прошлых командировок. Вспоминались причудливые трансформации «тварей», попадавшихся на пути, то, как они корчились под действием направленного пучка медитативной ци, а затем, успокоившись, покорно выполняли мои мысленные приказы.