Игорь Епифанов - Нефилим

Единственный, кто не дрогнул, был Устроитель. Его кресло возвышалось над Центральной Аркой, а материал защитного колпака погасил сияние так, что в поле зрения остались только два силуэта и сверкающая миллиардами граней полусфера. Влияние Территории было несомненно, и приказ «взять!» последовал незамедлительно. Но странное дело: «следаки» словно впали в ступор; завис наполовину поднятый Мост; Белые на гребне Стены подняли руки и затрепетали рукавами одежд, то ли провожая осужденных, то ли, напротив, моля их о пощаде. Те же, кто остался внутри Пирамиды, застыли, завороженные представшим зрелищем: сиянием «яблока», остолбенением «следаков», смятением Белых и черной фигуркой Устроителя, яростно колотившей кулаками в прозрачный купол защитного колпака.

Наступила пауза. Думаю, Старгм сделал ее намеренно, с тем, чтобы дать мне возможность вообразить весь эпизод в мельчайших подробностях. Это сработало: две взявшиеся за руки фигурки, плывущее перед ними «яблоко», черные застывшие столбами «следаки», затонированный янтарным налетом колпак над Устроителем – все это вдруг представилось мне так же явственно, как корявый ствол в окружении ржавой перекошенной оградки. Внезапно фантом ожил. Лиловое свечение в глубине дупла вспыхнуло ярчайшим золотистым светом, я прикрыл глаза ладонью, спасая от выгорания белковый гель колбочек-чувствилищ; лучевой шквал резко швырнул меня на землю, и последнее, что я помню, был ржавый наконечник столбика, пропоровший мне куртку под мышкой и выскочивший рядом с левым ухом.

Это начиналось как обычная командировка, и в моем

предписании на нее было отведено трое суток. Твари

в нем не значились.

Очнувшись, я увидел перед собой «яблоко». Оно висело так низко, что я мог достать его рукой. Я сделал попытку. «Яблоко» отошло и стало плавно отплывать, увлекая меня за собой. Совсем рядом раздался негромкий голос Старгма: пока довольно. «Яблоко» исчезло как по команде, и меня вновь окружили густые сумерки с едва проступающими из тьмы очертаниями предметов. Я сунул руку в подмышечную впадину; ладонь провалилась в прореху на кожаной куртке – выходило, что я стоял там же, где упал, точнее, где меня опрокинул световой поток. Возможно, это была галлюцинация; один из тех фантомов Территории, о которых рассказывал мне Герц. Я включил фонарь над локтевым сгибом – мое личное, запатентованное «know how», освобождавшее руку как для нападения, так и для защиты – и световой конус выхватил из тьмы ствол с глубоко прорезанной надписью Qercus Robur. Дупло темнело чуть выше, но теперь оно смотрелось как яма на месте удаленного или выбитого на спарринге зуба. Я, как положено по инструкции, просканировал пространство инфракрасным детектором (излучатели были вмонтированы в защитные пластины, покрывавшие грудную клетку с обеих сторон): значительных температурных скачков не наблюдалось, а перепады были плавными и вполне укладывались в изотермальные кривые данного Сектора.

Немного гудела голова; вероятно в падении, уже теряя чувствительность, я ударился затылком о край замшелой мраморной плиты, покрывавшей плоское, заросшее травой, возвышение у основания ржавого железного креста. Я просунул руку под капюшон куртки и, потрогав затылок, ощутил под пальцами теплый бугорок: косвенное свидетельство того, что вспышка была внешней реальностью, а не плодом моего воспаленного воображения. Но откуда все возникло?.. Куда исчезло?.. Я шагнул к стволу, уцепился пальцами за трещины в коре, приподнялся, опираясь на выпуклости корней, и посветил фонариком вглубь дупла. Там было пусто, если не считать свернувшейся кольцами твари на самом дне. Луч фонаря, похоже, потревожил ее; по кольцам пробежали судороги, треугольная головка поднялась, сверкнули глазки с узкими вертикальными зрачками, и в меня полетела распахнутая пасть с четырьмя крючковатыми зубками и блестящим, раздвоенным на конце, язычком. Я двумя пальцами перехватил головку чуть ниже скул; тварь забилась, обвила кольцами мою руку и стала сжимать ее вероятно с целью остановить кровообращение. Но преимущество было явно на моей стороне, и хотя кольца усиливали сжатие, а края рта и основания зубов покрывались темной вязкой эмульсией, я мог пресечь эти агрессивные проявления одним движением пальцев, ощущавших нежную хрупкость позвонков под чешуйчатой кожей.

Но в предписании тварь не значилась, и ее «обнуление» – наши бюрократы пользовались привычным для них термином – пришлось бы по возвращении обосновывать самым подробным образом. Вычесть командировочные из моей зарплаты не позволял Трудовой Кодекс, но рассчитывать на премию не приходилось. Случалось, что за подобные проступки лишали нескольких – от трех до девяти – посещений интимной камеры. Новичкам грозило и нечто более страшное, вплоть до отправки в Л-18 и выходом на Территорию в качестве подопытного «объекта». Аннигиляция и Обнуление были предопределены; считалось почему-то, что эта крайняя, обращенная в прошлое, мера снимает пагубные последствия совершенного проступка.