Игорь Голубев - Грань добра. Сборник рассказов

– Никола-то? Полез он намедни ко мне обжиматься. Прижала я его, значит, грудью к стене кузни, а он и ослаб бедолага. Ноги не держат. На что мне муж слабый такой? Детишки еще хлипкие пойдут. Замуж за того пойду, кто меня в поединке одолеет.

– В каком еще поединке, – дед аж привстал, – ты, что же еще удумала, егоза?

– Решила я, деда, в поляницы податься. Ну, невмоготу мне стирки эти готовки. Да и матери с отцом я обузою, – Татьяна оправила платье и потупилась, – ты деда скажи мамке с папкою, что ушла мол, с твово позволения, да благословения мне дай в дорогу.

– Вот одурачила ты меня, старого. А я все в толк не мог взять – почто девке бою мечевому учиться. Ты ж говорила тать, дескать, да басурман придут – мечом то сподручней оборониться, чем горшком да ухватом. А я, поверил. Поляницей то быть не легкое дело. Девка – богатырь и в поле бранное с воинами наравне идет, и в лесу с ними ночует. А коль рану получишь, так богатырь тебе кишки то обратно засовывать будет, не бабка-травница. Этого ли хочешь?

– Решила я деда. Русь оборонять от басурмана да нечисти хочу. Вот как ты. Ну а коли нет твово мне благословения, – Татьяна сердито повернулась, – так сама уйду.

– Да стой ужо, – дед Василий, кряхтя, поднялся с завалинки – эх, мамка твоя мне всю бороду то выщипает.

Дед привел Татьяну в конюшню.

– Вот, бери Воронка, мне его торговец проезжий за лечение то отдал, – дед похлопал по шее коня – трехлетку, – на пашню то он непригоден. Для богатырского коня тож хлипок. Но для девки в самый, значит, раз. И вот еще, – Василий из-за стрехи достал сверток рогожки, развернул,– меч мой возьми, твой он теперь. Может и без затей он, да крепок и надежен. Лучшими Муромскими мастерами кован.

Танюшка со слезами благодарности поцеловала деда в небритую щеку

Пыль, взбитая копытами, медленно оседала на придорожную траву.

– Ни стрелы тебе, ни раны. Будь здорова, береги тебя Бог – дед перекрестил удаляющуюся фигурку.

…

– Чтой-то не больно ты на поляницу похожа, – староста с сомнением смотрел на Татьяну, – видал я девиц-богатырей, поляниц значит. В броне они, да в сапогах, да, кхм, в штанах. Но коли хочешь за дело то взяться, помогу, да награду, значит, соберу немалую. В пределах разумного.

– Говаривают, – Татьяна облокотилась на меч, – что в церковке старой у вас тут нечисть обитается. Так ли?

– Истинная правда, – староста вздохнул, – хорошая церковка была, чистенькая, намоленная. Да у прежнего старосты женка, значит, с нечистью якшаться начала, колдовала, на метле летала. Через то и сгинула. Богатыри проезжие, порешили ее, да наказали в земле неосвященной закопать, да кол осиновый-то в грудь вбить. А староста прежний, наказ не выполнил, сдурел совсем от горя. В церковь ее положил, отпевать собрался, душу ейную спасать. А баба его вскочила, плюнула ему в харю да сбежала. Староста прямо там, в церковке, и повесился. Церковь с тех пор стоит оскверненная, крест с главы свалился, нечисть ночами там веселиться. Нечисть ту извести надобно, но сложное то дело да опасное, не бралась бы ты, красавица.

…

Церковь стояла на пригорке, в стороне от деревни. Лучи заходящего солнца ласкали теплом обветшалые стены, стрекотали кузнечики. Медвяный запах клевера кружил голову.

Татьяна заткнула подол за пояс, как делают бабы при стирке белья в реке, обнажила меч и, осторожно приоткрыв дверь, вошла в церковь. Внутри было прохладно и пусто. Старые доски скрипели под ногой. В разбитые окна, сильно затянутые паутиной с трудом пробивались солнечные лучи, оставляя на полу теплые пятна. Иконостас был разрушен. Где-то под дырявым куполом, шевелились и ворковали птицы. Никого не было. Пустота.

– Каким ветром занесло, девонька, – прозвучал сзади насмешливый скрипучий голос.

Татьяна вздрогнула от неожиданности и повернулась всем телом, выставив вперед меч. На высоком аналое (подставка для икон и книг прим. автора), сидел маленький бесененок. Щуплое тельце покрыто мягкой черной шерсткой. Копытца, хвост. Огромная голова с красными глазами и острозубым ухмыляющимся ртом.

– От нечисти храм сей избавлю, – уверенно произнесла Татьяна.

– Шла б ты, девица, подобру-поздорову. Не справишься ты. Правду говорю, – серьезно сказал бесененок.

– А вот и поглядим, – Татьяна махнула мечом.

Бесененок отпрыгнул и когтями зацепился за деревянную стену.

– Оглянись, – пропищал он и гаденько захохотал.

Сзади стояло на полу, сидело на мебели и стенах пять десятков таких же бесенят. Они враз прыгнули, стали скакать по полу и вертеться в воздухе, как новогодние снежинки в метель. Татьяна почувствовала, что ее хватают за уши, нос, руки, ноги. Она вертелась, как дед Василий учил, да не тут-то было. Хохотливый верещащий веселый гомон окружал со всех сторон.