Лина Негода - Улей

Судили меня вместе со «святой троицей». Итог судилища был следующим: меня не уволили из органов благодаря чуду (не иначе!), впендюрив строгача с занесением в личное дело; зассанца-дежурного с почестями отправили на пенсию (благо время давно пришло), а Федьку (самого молодого постового) турнули из органов по «собственному» желанию.

– Фёдьку-салагу ваще не жалко! Дебилушек он и в Сибири дебилушек! (У Фёдора действительно была лёгкая степень дебильности, что совершенно не мешало ему до первой грандиозной пьянки «тянуть службу»).

– Ага! От него всё равно толку, как от козла молока. Пусчай теперь скотоводством занимается, раз бухать не умеет, придурок! – посмеивались коллеги.

И только Ванечке Хвостову повезло больше остальных. Ему просто погрозили пальчиком.

– Ванёк-Ванёк! Ай-ай-ай! Ты так больше не бухай!

Ваньшу Хвостова увольнять было нельзя. Ну, никак нельзя! На горизонте маячила свадебка, которая обещала стать событием года той самой деревни, из которой вышла добрая половина нашего милицейского коллектива. Обещала – и стала.

А свадьба пела и дралась…

Такой свадьбы приглашённые ещё не знавали! Жених-орденоносец (медаль заработал в Чечне), невеста – вся Фея Невозможная. Гости глядят на пару – не налюбуются. Пьют – не нарадуются. Больше всех воркует тёщенька:

– Ай да зятёк! Ай да герой! Как же нам с зятюхой-то повезло!

Со всех сторон: «Горько! Горько»!

Чем больше пили, тем чаще хотелось курить и говорить по душам. С каждой новой рюмкой Фея Невозможная утрачивала свой шарм и притягательность, а вот друзья-товарищи, напротив, становились всё желанней и милее.

– Ваня, ты где? Ваня!

– Ваня, ну чего ты опять ушёл?

– Ваня, нас зовут к столу! Слышишь меня?! Нас целоваться зовут, Ваня…

– Ваня, бл*дь сколько я ещё должна за тобой бегать?!

– Ванька, мать твою! Если ты сейчас же не пойдёшь со мной, то я… я….

Бог его знает, чем бы завершились призывы Феи Невозможной, если бы не Ваньшины закадычные друзья, решившие отстоять попранные права близкого им товарища.

– Ванёк, ты чё бабу так расслабил? А? Ставь её на место с первого дня! Не то на голову несерет, – советовали они. – Чё она у тя блажит? Нервная, что ли? Может ей слегка в торец зарядить, шоб затухла малость?

– А и правда, чё она блажит?! – взбеленился Ванёк. – Что за на!? Имею право общаться с друзьями, сколько в меня влезет! На то они мне и дружки! Имею право культурно отдыхать!

Дальше-больше… Дальше: слово за слово, хреном по столу…

– Козлище ты, Ванечка, премерзкое! Премерзкое и прегадкое, – сквозь слёзы, бормотала Фея, – для тебя друзья дороже? Да? Да? Ладно…. Сейчас ты у меня запоёшь! Запоёшь, я тебе обещаю…

И вот уже обручалка с Ваниного пальца полетела в пыльную придорожную траву. И вот уже порваны и разбросаны все фотографии, сделанные в Чечне. И вот уже у Феи разбита нижняя губа. И вот уже тёщенька ломает стул о голову орденоносного затюхи. И вот уже гости, впечатлённые «завязкой», медленно, но верно идут стенка на стенку.

Деревенская свадьба… что может быть тебя веселей? Разве что свадьба Ваньки Хвостова? В субботу – свадьба, в воскресенье – развод…

До самой зимы развесёлое мероприятие смаковалось и мусолилось коллегами во всех деталях и подробностях. Иван, конечно, старался вычеркнуть данный эпизод из собственной жизни, но предательские швы, наложенные на лоб, всякий раз напоминали ему о былом, стоило только подойти к зеркалу.

Первый «трофей»

В декабре я обморозила пальцы на ногах. Весь месяц стояли сорокаградусные морозы, но это не мешало начальнику МОБ (милиции общественной безопасности) изводить меня ночными проверками. Никакие морозяки не могли его остановить. Капитан Перебейнос был одержим идеей распрощаться со мной, ибо считал меня белой вороной, случайно залетевшей в райские кущи. Открытым текстом он твердил:

– Ты, Лисицына, бельмо на глазу у нашего коллектива! Ты мне портишь всю статистику! На твоём счету ни одного доставленного в дежурную часть. Ты хлеб пожираешь зря!

Впрочем, я считала иначе.

– Как же так? Я привела одного доставленного, – робко возражала я.

– Твой доставленный не считается, с него всё равно взять было нечего.

– Ну, я же не виновата, что он всё пропил….

В одну из смен, ближе к вечеру, аккурат накануне прихода поезда, когда зал ожидания был битком набит людьми, я сквозь него вела своего первого задержанного. Впрочем, сказать «вела» было бы не совсем правильно. Здоровенный детина, раза в три больше меня, едва держался на ногах. Словно грозный страж порядка, я пыталась вести его то под правую, то под левую руку, потом придерживать сзади, и, наконец, спереди, но все мои попытки были тщетными и завершились БП (Бо-о-ольшим Позором). Дядя рухнул на пол на глазах ожидавших поезда, а я по инерции тут же накрыла его собой, словно по команде «Воздух». Моя форменная чебурашка укатилась под лавку, предательски выпустив на свободу две весёлые косички, как у Пеппи Длинныйчулок.