Георгий Хлусевич - Гоп-стоп, битте!

— Что хотел, дорогой? Набойки?

— Продать хочу.

Осмотрел, щелкнул по тугой подошве ногтем с черным ободком, покачал головой.

— Не продашь, брат. Не сезон. А мне малы, — с вежливой наглостью соврал Резо и сделал вид, что хочет вернуть туфли владельцу.

Михаэль протянул руку, чтобы взять обратно.

— Если только брату купить. — Сапожник не донес туфли до руки владельца. Спрятал туфли под прилавок. Молча протянул деньги. Упредил возражения по поводу малой цены: — Не сезон, брат. Весной бы больше дал.

Хорошо думается в общественном транспорте, но только если успел занять место у окна.

Михаэль успел. Правда, занятое им черное сиденье троллейбуса провалилось, отчего пассажир вынужден был сидеть, чуть согнувшись и как бы укоротившись в росте.

Привалился плечом к промерзшему окну. Кто-то любопытный оттаял пальцем лед на стекле. В эту дырочку размером с пятикопеечную монету смотрел на город одним глазом Михаэль, стараясь не дышать на стекло.

Мелькали серые однотипные дома. И общее впечатление город оставлял серенькое, но блеснул на зимнем солнце величавый контур изумительной церкви и облагородил восприятие.

Проплыли, точно по сцене древнегреческого театра, театральные маски на фасаде ТЮЗа.

Искусно сработанный из металлолома Дон Кихот остался за окном, оставив впечатление неправды — не может старый больной Росинант стелиться по земле таким бешеным молодым галопом. Связки не выдержат. А главная несообразность металлической композиции состояла в том, что не конь нес всадника, а всадник, точно пушкинский Балда, нес коня между неестественно длинными ногами.

Ветер заворотил начало плохо натянутого лозунга на стене здания и украл в слове «перестройка» первую букву. Получилось «ерестройка».

Двое подпивших в середине прохода громко сквернословили, игнорируя требование кондукторши приобрести билеты.

— Тогда выходите.

— Ты сама, крыса, сейчас выйдешь. Тебе сказали: денег нет. Одну остановку проехать жаба душит? Не на себе везешь.

У нее жалко кривились морковного цвета губы, и в какой-то момент она застыла перед ними, протянув руку, как за милостыней.

Пассажиры молча наблюдали сцену, но никто не пришел ей на помощь и не попытался усовестить нахалов.

Последнее обстоятельство било больнее всего.

С решительным видом направилась к кабине водителя, якобы чтобы остановить троллейбус, пока хамы не приобретут билеты. Но, дойдя до передней площадки, не обратилась к водителю, а присела на сиденье, стараясь не моргать, чтобы не выкатилась малодушная, по ее мнению, слеза.

«Того, который пониже, — представлял Михаэль, — можно вырубить одним ударом локтя в пьяную харю — безотказный и очень травматичный прием, а со вторым один на один проблем тоже не предвидится».

Он встал, прошел мимо них и протянул деньги девушке с морковными губами.

— Возьмите на два билета, — поймал ее недоуменный взгляд, — ну, за этих двоих. — Прочитал на ее служебной бирочке: «Любовь Васильевна Лебедева».

— Не надо. Вы же не миллионер за всех платить. Знаете, сколько таких у меня за день?

— Но вы же с выручки работаете. Возьмите, Люба.

Взяла деньги, оторвала два билета, заморгала еще чаще и отвернулась к окну.

Он отдал им билеты. Полыхнула зоологическая ненависть в залитых водкой глазах. А чего он хотел? Благодарности? Он им кайф сломал, покочевряжиться вволю не дал и милостыней унизил, козел.

Проклятый паспорт! Без него он без вины виноватый. Любой контакт с милиционером начинается с проверки документов. А жаль. С каким удовольствием он распластал бы их на полу троллейбуса. Агрессия витала в воздухе, и он, сам того не желая, впитывал ее. Нишьт гут!

Ему подсказали, что надо выходить на площади Ленина.

Чуть не упал, ступив на обледенелый асфальт. Огляделся. Никакой площади в общепринятом понимании этого слова не обнаружил. Направо — аптека, в двух метрах от него — подземный переход, чуть дальше и еще правее — здание музыкального театра с нелепой крышей. Крыша напоминала лыжный трамплин, ничего общего с высоким искусством не имела, и если бы в этот момент с ее заснеженной плоскости воспарил прыгун с прижатыми к туловищу руками, он бы не удивился.

На ступеньках подземного перехода торговали семечками. Он никогда раньше их не ел. Покупал в зоомагазине и насыпал их в кормушки для птиц.

Торговля шла бойко. Люди покупали семечки стаканами. Неужели сами едят? Судя по шелухе на асфальте — да.