Владимир Гурвич - Чужая игра

Анна ничего не могла с собой поделать, но всякий раз, встречаясь с зелеными, совсем как у рыси, глазами режиссера, ее начинала бить мелкая дрожь. И с этой секунды она уже не могла играть нормально, реплики и жесты выходили топорными и неестественными. Это было сродни наваждению, но избавиться от него у нее не получалось. Вот и сейчас все происходило по знакомому сценарию.

— Ты играешь в профессиональном театре или в любительском кружке при ЖЭКе! — заорал из зала режиссер. — Что это за реплика? Кто так говорит. Тебе только служанок играть со словами: «Кушать подано». Давай еще раз. Не получится, передам роль. Так и знай, Анна. Желающих достаточно.

Анна с ненавистью посмотрела на Рагозина. В мире нет человека, которого она ненавидит больше, чем его. Все ее несчастья идут только от него. Будь в театре другой режиссер, она давно бы была на первых ролях.

— Что ты ждешь? У нас время идет! — снова закричал Рагозин.

Анна повторила сцену, чувствуя и душой и телом, что и на этот раз получилось ничуть не лучше. И она уже знала, что не получится до тех пор, пока не освободится от гипноза этого человека. А вот как это сделать, она не представляет. С каким бы удовольствием ушла бы из театра, уехала из города. Да никто ее никуда не зовет.

— Ну, вот что, эту роль я у тебя отбираю, — взревел разгневанный режиссер. — Иди в зал и смотри, как надо играть. — Рагозин по очереди стал буравить взглядом нескольких совсем молоденьких актрис, которые пришли в театр в этом году.

— Ольга Котова, а ну выходи на сцену. Текст знаешь?

Ольга Котова, сияя, как самовар, от счастья вскочила со своего места.

— Отлично знаю, Роман Анатольевич.

— Тогда к станку.

Начинающая актриса заняла место на сцене, а Анна спустилась вниз. Никогда она не ощущала себя такой старой и потерянной. Она тяжело опустилась на кресло рядом со своей подругой Еленой Смольской. Та осуждающе посмотрела на нее.

— Ты с ума сошла, зачем ты это устроила. Теперь ты окончательно тут ничего не получишь, — прошептала Смольская.

— Ненавижу этого бегемота, — также шепотом ответила Анна. — Когда он смотрит на меня, во мне все цепенеет. Я ничего не могу делать.

— Сама виновата в такой ситуации. Еще полгода назад он готов был для тебя сделать все, что ты пожелаешь.

— Да, ты права, но только при одном условии: если я стану удовлетворять его похоть.

— И кто же тебе помешал заняться таким благородным деянием?

— Его жирный живот. Ненавижу мужиков с отвисающими животами. Никогда с ними не кончу.

— А тебе и не надо было кончать, других что ли мало, с кем это можно благополучно делать. Тебе было надо, чтобы кончал он. И тогда на всех афишах в первой строке было напечатана: главную роль в спектакле играет артистка Анна Чеславина. А теперь ты и в общей список не попадешь. Если дело так пойдет, дождешься, когда он тебя выставит из театра.

— Что же делать? — растерянно пробормотала Анна. — Даже если бы я согласилась стать наложницей этого борова, он бы отказался. Вон видишь, как его бесстыжие глазенки трахают эту Котову.

— Вижу. И если она не дура, то этот день закончится для нее в его постели. А где закончится твой?

Анна посмотрела на Смольскую. Да, они подруги уже много лет, вместе учились в театральном училище, вместе начинали работать в этом гребаном театре. Но если она, Анна, окончательно загубила здесь свою репутацию, пользуется славой едва ли не первой скандалисткой, то Лена не спеша, но систематически укрепляет свои позиции. И если бы Рагозин предложил ей переспать с ним, она бы и мгновения не колебалась. А вот она, Анна, не такая.

Анне стало так горько, что захотелось плакать. Но если уж это делать, то там, где никто не видит.

— Пойду я, надоело мне тут.

— Ему это не понравится, — отозвалась Смольская.

— Плевать мне сто раз на это. Так ему и передай.

— Глупая ты, — вздохнула Смольская.

— Какая уж есть. И другой вряд ли буду.

Анна встала. Несколько секунд она колебалась. Из зала можно было уйти незаметно для глаз режиссера — через боковую дверь. Она направилась к главному проходу и прошествовала мимо Рагозина к главному выходу.

Он проводил ее взглядом, что-то пробормотал про себя, затем повернулся к сцене.

— Ну-ка, Оленька, попробуем еще раз, у тебя хорошо получается.

Анна вышла из театра, размазывая злые слезы по щекам. Все, с нее хватит. Пусть попробуют репетировать эту сцену без нее. Вот тогда и посмотрим, так уж ли вы легко обойдетесь без Анны Чеславиной, господин режиссер.