Лидия Лехмус - Приключения найдут тебя сами

Ну, доченька моя, конечно, разумная девочка, но уж если ей что-то втемяшится…. В этом отношении они с мужем пара! И так получилось, что втемяшилось им одновременно, а это, я вам скажу, пострашнее танковой атаки. Несколько дней мы яростно ругались по телефону и я позорно сдалась после грозного рыка зятя.

– Ты что, хочешь отпуск мне испортить?! Мало того, что туда и обратно за рулем, так и там ни пива попить, ни вина местного попробовать? Ты свою доченьку знаешь, она меня на трезвую диету посадит, весь отпуск коту под хвост! А при тебе она не ругается.-

– Меня, выходит, в собутыльники приглашаешь? – яростно орала я.

Зять презрительно фыркнул.

– Из тебя собутыльник! Говорю же, при тебе Алена меня не тронет. Поехали, а! Так хочется отдохнуть, расслабиться…. Короче! – снова рассвирепел он, – попробуй только отказаться! Собирайся, я все сказал! —

Отшвырнув телефон, я в ярости рявкнула:

– Не поеду! Раскомандовался! Козел! —

Люди добрые! Вы сейчас наверняка осерчаете и непременно осудите меня за неприличное слово, отпущенное в адрес зятя. Скажите мне, у кого из вас нет в лексиконе слова-паразита? В ситуациях, когда эмоции переполняют и приличные слова не могут выразить всю полноту чувств, люди чаще всего прибегают к такому родному и привычному русскому матерку. Не думаю, что это приличнее, чем мое слово-паразит. И не думаю, что вправе разбрасываться им направо и налево. Я могу припомнить, когда и почему оно ко мне привязалось. В далеком детстве я изредка бывала в поселке у бабушки. Большой ватагой мы пропадали в лесу, собирая и поедая какие-то корешки, ягоды, травки, целыми днями паслись на природе, придумывали игры, собирали жуков, а вечером встречали поселковое стадо и разводили по домам свою живность. У моей бабушки было небольшое хозяйство, куры, поросенок две козы и козел. Я кормила иногда скотину и даже научилась доить коз, и мне все это нравилось, если бы не козел. Я его боялась до умопомрачения! И было бы чего там бояться: тощий, несмотря на хороший уход, с кривыми рожками, сивой реденькой бородкой, маленьким, облезлым хвостиком и таким противным характером! Эта маленькая, отвратительная, криворогая тварь отравляла жизнь всему, что двигалось в поле его зрения. При этом он никогда не угрожал, не предупреждал, провожая проходящих мимо кротким взглядом своих янтарных глаз и, пропустив очередную ничего не подозревающую жертву вперед, подло и коварно нападал сзади, приводя эту самую жертву в состояние полнейшего шока. После свершившегося теракта он невозмутимо стоял над поверженным и удивленно таращил свои бесстыжие глаза.

Вот с того самого времени у нашей деревенской ватаги появилось это слово-паразит, выражающее не только недовольство и злость. У него множество оттенков: осуждение, досада, гнев, восхищение, одобрение и даже умиление. Конечно, по мере возможности я стараюсь не злоупотреблять, но совсем избавиться от него не в силах: придется прибегнуть к чему-то другому, а к чему? Во-о-т, к родному, русскому, а это, знаете ли, тоже не выход.

Когда-то давным-давно Андрей аккуратно намекнул мне, что слово это не совсем подходящее для приличных людей, вот, дескать, на зоне это большое оскорбление. Я, помню, возмутилась.

– Не знаю, как там, а в жизни я предпочитаю петуха называть петухом, а не павлином, козу – козой, а не быстроходной ланью, козла – козлом, а не архаром. И если я прошипела в твой адрес то, что тебе так не нравится, то у меня это означает лишь возмущение. Или одобрение. По ситуации. И ничего другого! —

Андрей, вероятно, подумал тогда, что воспитывать меня себе дороже обойдется и больше никогда не заводил разговоров на эту тему, тем более, что я стараюсь не перебарщивать и не позволяю себе этого на людях.

Я еще не отошла от разговора с зятем, когда позвонила Алена и противным учительским голосом продиктовала.

– Мама, хватит выдумывать отговорки. Заказывай билет до Москвы, собирай сумку, договорись с соседкой, пусть присмотрит за Ларисой, заплатим, сколько попросит. Слушать ничего не желаю! Утром подъедем к вокзалу, заберем тебя и отчаливаем сразу, пока нет пробок. Андрей придет с работы поздно, пусть немного поспит утром, дорога дальняя, а ты подожди нас. Мы, если задержимся, то не надолго. Кстати, зять тебе купил купальник и тапочки.-

– Белые? – тоскливо поинтересовалась я.

– Очень смешно! – доченька бросила трубку.

Да, самая большая проблема – это Лариска. Мы знакомы с ней больше двадцати лет с того времени, когда жили в Приморье. Честно говоря, до сих пор не могу вспомнить, где и когда мы с ней познакомились, но десять лет она была рядом с нами, незаметно стала членом семьи, домой уходила только ночевать и то не всегда. Мы вместе работали, вместе корчевали дачный участок, строили на нем беседку, высаживали все, что могли добыть в то время, разводили ягоды и цветы. Позже нянчили моего внука Никиту, вместе водили его в ясли. В годы перестройки хлебнули мы горюшка в том краю, и в поисках лучшей доли мой зять увез нас на свою родину в Белоруссию. Я там не задержалась, уехала в родной город на Севере, доработала до пенсии, купила домик в средней полосе России, переехала в деревню и с превеликим удовольствием окунулась в сельскую жизнь: что-то строила, перестраивала, копала, сажала, выписывала невиданные здесь прежде растения и в этом тихом помешательстве жила четыре года. Со времени отъезда я регулярно писала Лариске письма, почти не надеясь на ответ: эта девушка патологически ленива, ленива до умопомрачения! Я уверена, что в прошлой жизни она была обезьяной-ленивцем, кстати, и родилась она в год обезьяны. И. вероятно, именно поэтому она была одинокой – ни семьи, ни детей никогда не было. Относились к ней все и всегда как-то несерьезно, звали просто по имени, для всех была Ларисой, Лариской и даже дети обращались к ней дружески – фамильярно. Она никогда и ни на кого не обижалась, была спокойной и флегматичной, любила детей и имела среди них много приятелей, и охотно отзывалась на Никитины вопли:– Баба Лорка! —