Ирина Соловьева - Капитан из Гринсволда

В перерыве Дина пробралась к Ковалеву, тронула его за руку.

– Вы меня не узнаете? Я Дина Быстрова, журналистка. Я приходила к вам, когда писала о Неде, помните?

– Как же, помню. Вы хорошо написали тогда о нем, спасибо… А теперь, видите, опять какое горе… Вы снова будете писать?

– Еще не знаю. Вы сами видите, что здесь творится. Из Неда сделали какого-то дикаря, полуидиота. И самое обидное, что публика верит этому.

– А вот здесь вы не правы! – раздался рядом веселый голос.

Дина обернулась. Перед ней стоял паренек в студенческой куртке. Веснушки на его носу задорно блестели.

– Каждому здравомыслящему человеку ясно, что, хоть фамилия парня и Сэвидж, он вовсе не дикарь и не идиот. У него глаза думающего человека и он не виноват, что ему не дают договорить, а все сказанное выворачивают наизнанку.

– Спасибо вам, юноша. Приятно знать, что у нас в зале есть единомышленники. Позвольте узнать ваше имя?

– Тим Клэр, студент-биолог.

– Рада познакомиться с вами. Моя фамилия Быстрова, я журналист, а это…

– Ковалев, педагог.

– Я читал ваши статьи и восхищаюсь ими, а вы, верно, пришли из профессионального любопытства?

– Не совсем. Уже идут судьи, Тим, вам пора занимать свое место. Ни к чему дожидаться замечания от секретаря.

– Я ухожу, но позвольте, я найду вас после заседания. Мне хотелось бы кое-что уточнить.

– Мы встретимся, Тим, – ответила Дина, – Только тогда и я задам вам несколько вопросов. Надеюсь, вы не откажетесь дать небольшое интервью?

– С удовольствием! – Тим поспешил на свое место, а Дина села рядом с Ковалевым.

Подсудимому было дано последнее слово. За перегородкой, отделяющей его от зала, поднялся юноша, звякнул наручниками. Заговорил чуть охрипшим голосом:

– В последнем слове принято оправдываться или каяться. Я не буду делать ни того, ни другого…

Он переглотнул, продолжал спокойнее:

– Здесь из меня хотели сделать то ли придурка, то ли последнего бандита. Глядите, мол, уважаемые господа, каковы на деле эти бродяги, за которых вы так волнуетесь! А я такой же человек, как и вы, с душой и сердцем. Только два человека в этом зале имеют право упрекнуть меня. И перед ними я виноват, и у них прошу прощения. Что же до остальных… Я подчиняюсь силе, но не признаю ее справедливости. Я все сказал.

Зал возмущенно зашумел, и секретарю пришлось долго трясти колокольчик, прежде чем восстановилась тишина. Судья объявил приговор. За контрабандный ввоз товаров, незаконное ношение оружия, сопротивление при аресте, бродяжничество Эдвин Сэвидж приговаривался к восьми годам тюремного заключения.

Пустив в ход обаяние и журналистское удостоверение, Дина сумела прорваться к Сэвиджу до того, как его увезут в тюрьму.

Когда Дина вошла в камеру, Нед сидел, закрыв ладонями лицо, плечи его вздрагивали. Услышав стук двери, вскочил, порывисто шагнул к Дине. Глаза его были сухими. Девушка взяла его за руки, глянула в лицо. Нед опустил голову.

– Измажетесь, я грязный…

И добавил с горькой усмешкой:

– Я же бродяга…

– Ничего. – Дина осторожно отвела с его лба спутанные волосы, дотронулась до ссадины. – Болит?

– Ерунда. – Нед поднял на Дину тоскливые глаза. – Я ведь смертник. Мне этих восьми лет не пережить, и тюремная больница не поможет. А я так хочу жить! Мне ведь двадцать два всего, рановато на тот свет.

– Не надо так, Нед…

– А как надо?! Студенту тому, что к вам подходил, мама с папой безбедную жизнь обеспечили, вот он и ходит, ясный, как солнышко. А я родных не знаю, словно сразу от чужой тетки на свет родился. И за каждый кусок мне драться пришлось. Я не бандит, не вор. И крови на мне ничьей нет. Так почему я должен умереть?!

– Они ведь не знали о твоей болезни…

– А если бы знали, так что? Вместо тюрьмы на курорт бы отправили?

Нед помолчал, потом тихо произнес:

– Простите. Разнылся я. Вы, верно, думаете, вот, мол, прижало, он и выкручивается. Не знаю, может и так… Но я человек еще не конченый. Верите?

– Верю, Нед. Конечно, верю.

Щелкнул замок, в камеру вошли конвоиры. Дина крепко сжала руку Сэвиджа и быстро вышла. Ее душили слезы.

В скверике позади здания суда Быстрову ждали Ковалев и Тим Клэр. Тим горячо говорил:

– Я не понимаю, почему суд вынес подобный приговор. Доносы, анонимки, показания какого-то шпиона – и ни одного стоящего доказательства! Мало ли, что шпион придумает! И как, ответьте мне, можно считать бродягой человека, зарегистрированного как рыбак? А сопротивление властям? Если бы в меня стреляли, я бы тоже постарался куда-нибудь спрятаться!