Лео Шульман - Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография

– Садитесь, – сдался таксист.

Через три минуты такси остановилось, и таксист показал на прореху между двумя домами.

– Пикассо там, – сказал он.

Мимо этой прорехи семья Хорошокиных проходила сегодня четыре раза. Хорошокин заплатил по счетчику 20 долларов и через две минуты Хорошокины стояли возле музея. В музее был выходной.

– Хоть на музее сэкономили, – сказала дочь. В семье она была самой экономной.

Стояло прекрасное солнечное утро, какое обычно бывает в большом необыкновенном городе после летнего утреннего дождя. Виля улыбался редким прохожим, редким автомобилям, красивым домам, мимо которых он тащил две сумки, набитые банками с вареньями и соленьям. Виле было хорошо и легко. Впереди его ждало невообразимое, великое будущее, и сумки были легкими-легкими.

В отличие от музея Пикассо в доме по улице Глюка, 15–17 их ждали, и найти его большого труда не составило.

Дом почему-то назывался фамилией великого русского писателя и одной стороной выходил на улицу композитора Глюка, а другой – на реку Дворцовку, впадающую в великую необозримую реку Нею. И как узнал Вилен впоследствии, был не менее выдающимся, чем музей молодого Пикассо в солнечной Барселоне.

Не уступал он барселонскому музею ни в архитектуре, ни в гостях и постояльцах. Построил его в начале XX века знаменитый местный архитектор. И сразу и до наших дней в нем начали селиться великие поэты, великие писатели-юмористы, знаменитые артисты и академики и другие неординарные личности. В гости к знаменитостям приходили другие знаменитости, которых в Великом городе было много в любые времена. Теперь имена и фамилии обитателей дома и их гостей широко известны.

Вот в каком доме прожил Вилен долгий июльский месяц 1969 года. (Да, для заинтригованных перечислим фамилии: Рейн, Бродский, Распутин Григорий, Довлатов, Аверченко, Булгаков, Куприн, Шемякин – наверное, и этого неполного списка достаточно для одного дома, каким бы он ни был огромным).

Вот с какими великими личностями он тогда не встретился, потому что одни уже умерли, а других он раньше не видел и в лицо их не знал. Встретился в этом доме он с другой колоритной личностью. Но об этом позже.

Комната была на первом этаже, они с мамой оставили вещи и поехали в приемную комиссию подавать документы.

В приемной комиссии им выдали огромные анкеты на 10 листах в трех экземплярах, и, если бы не мама, юный Вилен вряд ли смог их заполнить. Откуда ему было знать, кто из его родственников был на оккупированной территории, а кто за границей и кем был его дедушка до 1917 года. Только про себя Вилен мог написать, что ни за границей, ни на оккупированной территории, ни в местах заключения он не был. Написать про других то же самое ему сказала мама. Когда они сдали документы, Вилену выдали направление на подготовительные курсы и объяснили, как туда доехать. Потом они с мамой погуляли по Главному проспекту, постояли в очереди в кафе, съели невкусный обед, посидели у Вилена в комнате, и мама через Москву уехала обратно на Украину работать. Виля остался один, немного погрустил и лег спать.

На следующее утро он спросил у знакомой маминых знакомых, которая сдала им комнату, как дойти до метро. Метро оказалось рядом, и Вилен с пересадкой на станции «Технический институт» поехал до станции «Парк Победителей». Выйдя на станции «Парк Победителей», Вилен оказался в Москве. Вокруг стояли абсолютно московские дома и даже одна московская башня.

«Неужели я на улице Горького?» – коротко подумал он, испугался и хотел снова нырнуть в метро, но все-таки спросил у прохожего название улицы.

– Столичный проспект, – ответил прохожий.

И дома, как на бутылке «Столичной», ну точно заблудился, опять запаниковал Вилен. Но все-таки решил сделать последнюю попытку определиться в пространстве.

– Как доехать до улицы Маресьева? – спросил он у другого прохожего. И понял, что он все-таки в большом и красивом городе.

Маршрут, подробно описанный прохожим, полностью совпал с объяснениями в приемной комиссии. Горожане знали и любили свой город.

Это все-таки была не Москва. В этом Вилен еще раз убедился, когда через две остановки вышел из трамвая и, обойдя параллелепипед кинотеатра «Рассвет», увидел странное крылатое здание, похожее на пропеллер. Три крыла здания крепились к цилиндру с куполом наверху. У входа в цилиндр висели две таблички. На верхней было написано «Институт авиационного приборостроения», на нижней – «Памятник архитектуры XVIII века, охраняется государством».