Владимир Волкович - От любви до судьбы

Эта мысль о будущем сыне внушала Борису странное спокойствие, он уже не боялся ничего, ни войны, ни даже смерти, ведь у него будет продолжение на этой Земле.

Уже совсем рассвело, когда Борис подходил к части. Из ворот, по направлению к станции, медленно выдвигалась солдатская колонна.

Потянулись однообразные серые дни, похожие друг на друга, как близнецы. Весна чувствовалась повсюду: снег порыхлел и почернел, в лесу, расковыряв сугроб, можно было найти проклюнувшиеся сквозь влажную, травянистую почву, подснежники. Город, раскинулся на горах и весенняя дымка, туманя старые бревенчатые дома, сползала вниз, к пруду. Дороги стали скользкими и водители, чтобы машины не елозили на крутых подъёмах и спусках, надевали на колёса цепи. Аля по-прежнему работала на заводе, и ходила на пост, живот ещё не был заметен, зимняя одежда скрывала его.

Война катилась на запад, но в городе, далёком от её пожирающего огня, это совсем не чувствовалось.

Она жила письмами. Вся жизнь разделилась на периоды: от письма – до письма. Сначала, получив заветный треугольник, проглатывала содержание письма, забывая об окружающем. Потом внимательней читала во второй раз, в третий, в десятый, пока это содержание не выучивалось наизусть. И только после этого садилась писать ответ, который тоже занимал несколько дней. Лишь, после отправки письма, начинался второй период – ожидание ответа оттуда.

Борис описывал бои, своё солдатское житьё, украшал письма лозунгами, взятыми из газет, о том, что наше дело правое, и мы победим. На полях часто появлялись его рисунки товарищей и командиров, или какие-то смешные рожицы. И всё это перемежалось такими пронзительными словами нежности, что у Али сладко ныло сердце, и слёзы наворачивались на глаза. Эти письма придавали ей силу, внушали надежду.

В ответ писала Борису о заводе, о своих переживаниях, о первом движении ребёночка, о том, как она скучает.

Прекрасно знала, что и Борис ждёт от неё весточек и хранит их у сердца, и перечитывает помногу раз. Незадолго перед отъездом Бориса они сфотографировались, и каждый взял себе фото. Теперь его фотография стояла на столике, и когда писала, смотрела на неё и разговаривала с Борисом. Иногда теряла реальность, ей казалось, что он тут рядом, стоит только протянуть руку и коснёшься его гимнастёрки.

Весна незаметно перешла в лето. Теперь можно было собирать в лесу грибы и ягоды, и это было хорошим подспорьем к бесконечным крупам, консервам и картошке.

Аля с подружками, такими же заводскими девчонками, иногда приходила в госпиталь ухаживать за ранеными. Это вносило некоторое разнообразие в монотонное существование. Раненые радовались их приходу, девушки напоминали им оставленных где-то родных.

В углу одной из палат лежал лётчик-капитан. Он почти всё время молчал, в общих разговорах участия не принимал, только смотрел своими чёрными глазами пристально, как будто сверлил человека. Аля чувствовала его взгляд на себе. Однажды, обернулась и нарочно уставилась в лицо, в глаза его, но он не отвёл взгляда.

Медсестра рассказала ей, что он сбил более двадцати немецких самолётов, дважды прыгал с парашютом из горящего самолёта. Звания Героя ему не дали потому, что нагрубил какому-то начальнику, послал того подальше. И ещё рассказала медсестра, что вся семья его погибла – расстреляли под Киевом, в Бабьем Яру.

После этого Аля внимательно рассмотрела капитана: он был красив, даже шрам на левой щеке не портил его, а только подчёркивал мужественность. Светлые, прямые волосы, разделённые пробором, спадали на лоб, и он отбрасывал их рукой. Вся его худощавая фигура выражала порывистость, резкость, решительность.

Ну, прямая противоположность Борису, подумала Аля и, вдруг поймала себя на мысли, что смотрит на капитана заинтересованно, как на мужчину, и от этой мысли покраснела.

Частенько, перед ранеными выступали школьники со стихами и песнями, после этого объявляли танцы. Госпиталь располагался в бывшем сельхозтехникуме, и всё происходило в актовом зале.

В один из таких дней девчонки уговорили Алю остаться на танцы. Она совсем не собиралась танцевать, животик уже немного выпирал, и приходилось надевать свободное платье, чтобы он был меньше заметен. Ей просто захотелось посмотреть, она давно не была на таких вечерах, только в школе, до войны. И атмосфера ожидания чего-то необыкновенного, которая всегда присутствовала на танцах, захватила её.