Владимир Волкович - От любви до судьбы

– Товарищ капитан, – Борис поднял голову, перед ним стояла Таня. – Надо перевязать, а то у вас вся голова залита кровью.

Пока шла перевязка, Борис, не отрываясь, смотрел на лежащую девушку. «Как же это, я – жив, а её уже нет. Такой тёплой, ласковой, нежной… уже нет». Руки его до сих пор чувствовали гладкость её кожи, мягкость груди.

– Она вас очень любила, товарищ капитан, – не прекращая перевязки, сказала Таня и всхлипнула. – Говорила, что не хочет жить без вас, если погибнем, то вместе. Потому и в атаку рядом пошла.

Борис сглотнул комок в горле, сжал зубы так, что затрещали желваки под кожей, наклонился и коснулся губами холодных губ Лены. Потом встал, натянул поглубже пилотку, чтобы не заметна была марлевая повязка, и направился в свой окоп.

Наступило недолгое затишье.

«Не продержимся», – думал Борис, – «пока подойдёт подкрепление, от батальона ничего не останется. Надо идти на прорыв».

Он собрал оставшихся в живых офицеров и обговорил план прорыва: передовая группа углубится в лес, завяжет бой с немцами, а основные силы обойдут их по флангу. Потом передовая группа нагонит остальных. Расчёт строился на том, что немецкие танки не смогут действовать в лесу.

– Начинаем по сигналу во время немецкой атаки, группа прикрытия обеспечивает отход. Командование батальоном поручаю лейтенанту Морозову, сам остаюсь с прикрытием.

Борис решил остаться с людьми, которые наверняка были обречены на смерть. Эти люди уйти уже не успеют, но от них зависит успех прорыва. Лейтенант Морозов был на целый год моложе Бориса, но показал себя отважным и исполнительным офицером, недаром его назначили заместителем командира батальона. Борис вверял ему батальон со спокойной душой, был уверен, что тот сделает всё, как надо.

– Коля, – задержал Морозова Борис, – проследи, чтобы санинструктор Таня, ушла с тобой.

– Есть, товарищ капитан!

Со стороны немецких позиций показались танки, за ними бежала пехота. Борис дал команду к прорыву. Батальон покинул позиции, осталось два десятка бойцов и «сорокапятка», единственная уцелевшая пушка из приданной батальону батареи.

– Один, два, три…четырнадцать…, да ну их к чёрту, считать, – Борис сплюнул и прильнул к прицелу пулемёта.

Справа раздался пушечный выстрел. Перед головным танком взметнулся фонтан земли. Второй снаряд поразил цель, танк загорелся. Молодцы артиллеристы, подумал Борис. На позиции батальона стали рваться снаряды, немецкие танки стреляли на ходу, пытаясь подавить орудие. Но «сорокапятка» продолжала стрелять. Вот и второй танк загорелся. Орудие, выставленное на прямую наводку, расстреливало танки в упор. Из траншеи выскочил боец и, извиваясь, как змея, пополз навстречу наступающим танкам. Вот он привстал на колени и мощным взмахом швырнул гранату в бок немецкого танка, поравнявшегося с ним. Танк загорелся, а боец рухнул на землю, сражённый автоматной очередью.

Танки и наступающая пехота врага уже были совсем близко, можно было различить лица немецких автоматчиков. Ну, пора, решил Борис, сейчас уложу пехоту, а ребята пусть разделываются с танками. Внезапные, точные, короткие пулемётные очереди, срезающие немцев, заставили их залечь. Заговорила умолкнувшая, было, пушка и первым же снарядом поразила танк, ещё один танк остановился и загорелся, подорванный гранатой. Немецкие танки, не дойдя до траншеи батальона, остановились, и стали медленно пятиться. Прижатая пулемётным огнём пехота врага поднялась, и под прикрытием своих танков побежала.

Борис устало откинулся от пулемёта и прислонился спиной к стенке траншеи. Потом поднялся и пошёл вправо, туда, где стояла пушка. Вокруг орудия лежали убитые артиллеристы, валялись пустые ящики из-под снарядов.

– Товарищ командир.

Борис оглянулся и увидел сидящего на ящике парня с перевязанной левой рукой.

– Ты кто?

– Рядовой Иванько, заряжающий.

– А где ребята все?

– Та нет же никого, товарищ командир, побили усих.

– А кто танк подбил, последний.

– Та я ж.

– Молодец, представлю тебя к награде.

– Э-э, яка така награда, нам вже отсюдова не выбраться.

Борис всматривался в веснушчатое, совсем ещё детское лицо, и боль оттого, что этому пареньку суждено здесь погибнуть, терзала его сердце. Нет, не бывать этому.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, ой ни, вру, цэ я военкомат обманул, чтоб меня на фронт взяли. Семнадцать мне.

– Рядовой Иванько, слушай мой приказ: я сейчас напишу письмо, его необходимо доставить командиру полка. Пойдёшь ты.