Владимир Куковенко - Рассказы старого геодезиста

Поговорили мы еще немного и на этом расстались. Взял я штук пять этих колосников и понес на площадку – больше не смог унести. Потом еще раза три-четыре приходил и забрал последние. Забил в землю, выполнил съемку, вычертил план и выкинул из памяти этот объект.

Года через три-четыре я ушел в другую организацию. Снова объекты, поездки, поощрения и выговоры. Потом вернулся на стройку, но долго там не проработал – потянуло в поля, в командировки, и я ушел в изыскательскую организацию. Тут и мутная волна перестройки накрыла страну. Годы отечественного лихолетья, безработица, унизительная нищета, потом снова работа, но уже другими приборами, другой дух взаимоотношений. Надломилось что-то в нации. Народ пришел в геодезию эгоистичный, ненадежный, мелкий духом и поступками. Раньше в наших производственных отношениях господствовал принцип: научился сам, научи товарища. И мы, осваивая новую технику и методы работы, бескорыстно делились своими знаниями с коллегами. Сейчас же поколение Пепси хрен чем поделится с тобой. Выучили сопляка в ВУЗе как работать с программой, предположим, Автокад, или с прибором GPS, научили тыкать пальцем в клавишу, и он уже мнит себя офигенным специалистом. И как Кощей свою смерть, таит эти знания от всего мира. Обгадится по самую шею, но ни за что не поделится с тобой даже самой ничтожной информацией. И так во всем. Помню, приехали мы в Уренгой с новыми электронными тахеометрами, а у них меню на английском языке. Разобраться не так уж и сложно, но нет ни инструкций, ни словаря, да и время поджимало – некогда было вникать в технику. Наступала весна, наст в тундре мог просесть, а это значило, что объект мы выполнить в срок не успеем.

Мальчишка, которого в отделе научили работать на этих приборах стал в позу, не хотел открывать мне, старому полевику, лингвистических тонкостей английских технических терминов. И даже выдал стандартную фразу всех пепсиноидов: это твои проблемы! Не помогли уговоры и слова о профессиональной чести. Это для старших поколений профессиональная честь что-то значит, а для этих сопляков все эти малоосязаемые вещи тьфу и растереть. Чтобы он осознал, что и у него есть некоторые обязанности перед коллективом, пришлось прибегнуть к старым испытанным способам – пришлось рукоприложиться. Стал он как шелковый и вмиг обрел правильные ориентиры. Но неприятный осадок у меня все равно остался. Противно стало работать с таким народом. Скрипел зубами и работал еще несколько лет, превозмогая свое душевное отвращение. Тут и пенсия подошла.

…Сон как рукой сняло. Вспомнились мне и эти стержни. Цвет из-за наросшего на них шлака нельзя было разобрать, но когда я их забивал в землю, то торцы под ударами очищались, и я отчетливо вспомнил красивый серебристый цвет. Стержни были так тверды, что не развальцовывались под ударами топора. А я по своему многолетнему геодезическому опыту знаю, что верхние торцы арматуры, труб и железных прутков, а так же труб из нержавейки, когда их забиваешь в землю, после нескольких ударов начинают плющится и оплывать по краям Из-за своей мягкости. А колосники не оплывали… Все сходится к тому, что были они из очень твердого металла … Платиновые?.. Какая, к лешему, нержавейка?

Спать я уже не мог. Всю ночь ворочался и старался вспомнить этот объект и какие-нибудь новые подробности… Ничего не вспомнил.

Утром снова начал гуглить. Посмотрел статьи по платине – подходила и она, поскольку имела серо-стальной цвет и была столь же твердой и тяжелой.

Несколько поразмыслив, я пришел к выводу, что стержни были родиевые. И вот, в силу каких причин: родий немного тяжелее железа… Вспомнилось мне как в тумане, что стержни эти, когда я их брал в руки, были непривычно тяжелыми. Во всяком случае, тяжелее железных. Но платина почти в два раза тяжелее родия. Следовательно, если бы они были сделаны из платины, то тяжесть эта была бы совсем неподъемной. Тут бы любой человек почувствовал бы некое подозрение. В то время я не имел жизненного опыта, никогда не держал ни платины, ни золота в руках, поэтому отнесся к тяжелым стержням довольно легкомысленно, как и любой малосведующий человек. Но ведь и у кузнеца эти стержни не вызвали ни интереса, ни любопытства… Так-так… Делаем выводы из сего случая, что вес этих стержней не являлся слишком большим. Точно, были они из родия! Тут вспомнились мне и слова кузнеца про шлак. Стал искать. И вот что нашел:

"Как свидетельствуют документы, к 1843 г. на Монетном дворе в Петербурге скопилось около полутора тонн отходов платинового производства. Но использовать их не умели и потому продали за границу практически за бесценок. А после прекращения переработки сырой платины в России (это случилось в 1867 г.) всю добываемую на Урале самородную платину даже без пошлины стали вывозить за границу.