Айд Мус - Талахая. Безумие минувших дней

– А что? – говорил он, разведя руками – Здесь всё равно никого нет.

Я тоже не стал одеваться и, накинув одежду на рюкзак, побрёл следом за ним. Я решил сохранить ощущение свободы, озарившее меня после бегства от большого босса. Тогда, события казались вполне приемлемыми и даже нормальными, осознание того, что это не совсем так, пришло позже.

Пока мы скитались вдоль берега, мне начало казаться, словно мы стали жертвами аварии, сорвавшей с нас одежду. Спустя час, уподобившись аборигену, я совсем про неё забыл и был готов выбросить. Стоя на камне, я расправил руки и всем телом ощутил прохладный приятный поток ветра, я будто отдался в его объятия. Журчание реки, текущей среди камней, прервалось голосами. Я открыл глаза и увидел спускающуюся по течению лодку, а на ней около семи пассажиров среди которых были и взрослые и дети. Все они пристально на меня смотрели, некоторые смущённо уводили взгляд в сторону. Увидев объектив камеры, я дружелюбно улыбнулся и махнул рукой, когда один мальчик показал на меня пальцем, до меня вдруг дошло, что из одежды на мне только рюкзак. Это меня не смутило, и я продолжил им махать.

– Ну как водичка? – спросил мужчина в лодке.

– А ты нырни и узнаешь – сказал Талахая.

Они проводили нас презрительным взглядом и продолжили спуск по течению, а мы двинули дальше. Спустя ещё примерно час мы пришли к завершению «тропы», там мы надели уже высохшую одежду и направились в город, видневшийся в низовьях горы.

За плотно закрытыми шторами, в пределах четырёх бетонных стен, я отправился в удивительное путешествие. Нет, я не бухал как раньше, в уединении. Моя трезвость не подрывалась уже в течение трёх лет. Не потому что я сдерживался, а потому что я был уже безразличен к тому, чтобы изменять состояние своего сознания. В комнате, снятой на пару дней, кровать служила мне космическим судном, лёжа на котором я постигал великолепие своего разума. Я наблюдал за тем, как мысли вдруг возникают и исчезают. Пытаясь ощутить, как протекают когнитивные процессы, как крепнут синоптические связи и словно ветви деревьев, распускаются нейроны. В общем, я бездельничал.

Талахая куда-то ушёл, поэтому я целый день наслаждался одиночеством. В такие моменты кровать приковывала меня своими блаженными объятиями. Я предавался затворничеству, слушая лишь тишину и суетливые звуки города, раздававшиеся где-то за окном. Наверное, даже атомный взрыв был не в силах заставить меня подняться. Но Талахая смог. Он ворвался словно ураган, а захлопнутая за ним дверь, наверное, колыхнула всё здание. Он лёг рядом со мной, и под ухо начал гундеть: «Вставай рукоблуд. Пока ты лежишь, жизнь мимо пролетит».

– А я что, по-твоему, не живой? – Возмутился я – Сейчас моя жизнь, она вот, в четырёх стенах. Я отдыхаю и не нуждаюсь в том, чтобы пойти наружу и почувствовать себя живым, меня это чувство никогда не покидает.

– Слушай, ну пошли, пройдёмся – настаивал он, сорвав с меня одеяло – минут десять хотя бы.

Я бросил в него пластиковую бутылку из-под кефира, но он продолжал стоять на своём. Затем он стал угрожать мне тазиком холодной воды, которой намеревался меня облить. В итоге ему удалось надломить мою волю к праздности, и мы отправились наружу. Я был вынужден покинуть свой космический корабль и сойти на поверхность этой планеты.

Город в котором мы остановились был туристическим, поэтому в нём было довольно много людей, особенно вечером. Каждый такой вечер напоминал мне бродячий карнавал. Вдоль набережной, множество уличных артистов развлекали отдыхающих различными представлениями, в основном музыкальными. Я даже остановился рядом с четырьмя прелестными дамами исполнявшими «времена года» Вивальди. Торговцы, жулики, продавцы экскурсионных путёвок – все они стремились к наживе в подобных местах. Обывателям оставалось выбрать, у кого купить. Единственное, что меня привлекало в таких местах это мороженное и молочные коктейли.

Я взял себе банановый молочный коктейль, сел на лавочку и начал наблюдать за бесконечным потоком людей блуждающих по набережной. Талахая стоял рядом, и, глядя на берег моря, одёрнул меня: «Смотри, там девчонка на берегу сидит, совсем одна. Может ты это, подкатишь?». Если бы не он, то я как обычно застеснялся бы подойти, но его слова прозвучали как вызов, который я принял.

Она была молода, на её лице распростёрлась грусть, наедине с которой она проводила вечер. При попытке познакомиться с девушкой, я чувствовал себя примерно так, как чувствовал бы при встрече с диким зверем – я был напуган. Немного помешкав, я с трудом произнёс одну из наиглупейших фраз, которую мне доводилось говорить дамам: «Мне показалось, или вы тут одна грустите?». На самом же деле это прозвучало так, словно при этом я жевал вату. Она посмотрела на меня и спросила: «Что простите?».