Айд Мус - Талахая. Безумие минувших дней

Я слегка смутился, когда мы наткнулись на поваленную, кладбищенскую ограду. Тогда мне почему-то в голову не пришла мысль, что я нахожусь на кладбище, ночью с едва знакомым попутчиком, я подумал лишь о том, что это, должно быть короткий путь к тому посёлку.

Завывание ветра, злобные совы и мрачные возгласы там не витали. Лишь сверчки безустанно издавали этот звук, названия которого я так и не узнал. Талахая вёл меня за собой, он будто зная путь, шёл по землям сгнивающих тел (так он их называл). Тишина таилась между могилами, когда мы медленно брели. Он остановился возле одной из могил и замер. Я посмотрел сперва на него, я затем посветив на надгробье я обомлел увидев надпись: «Майа Мария 1994—2018».

Талахая упал на колени и заревел. Он плакал и скулил: «Я думал, всё будет иначе. Думал, что смогу это пережить, когда приду сюда. Но нет, стало ещё хуже». Я мало, что понимал поначалу, но тогда он казался верным псом, пришедшим на могилу хозяина, я даже ничего не сказал, просто стоял и смотрел. Его истерика вскоре прошла, и он, поднявшись на ноги, заявил: «Ну, здравствуй моя Мария». Да, я подлый негодяй, который хотел сказать, что она его не слышит, но муки совести меня не мучают, поскольку он меня опередил, сказав: «Хотя это уже не важно, ты меня всё равно не услышишь». Он обернулся ко мне и сказал: «Ты, мой юный друг только не плач, у тебя ещё вся жизнь впереди». Я не ответил ничего, ведь едва смог проглотить ком, который будто камень застрял в моём горле, тогда мне было действительно грустно. Не от того, что я был на кладбище у могилы молодой девушки. Когда я работал в больнице, я привыкал к смерти. Мне было грустно от того, что когда мы ехали к ней, она была для меня живой. А возле её могилы, эта иллюзия рухнула.

– Ты знал об этом? – с трудом спросил я.

– Да. Поэтому и не торопился.

Я побоялся у него даже спросить, что произошло, но прямо на моих глазах он будто превратился из обычного парня в дикого зверя.

– Я ненавижу их! – Говорил он. – Этих долбаёбов, твердящих, что всё хорошо, что всё это просто случайность. Они не могут меня понять. Я постоянно им говорю, что надо что-то менять, чтобы подобного не происходило. Моя Мария была шедевром мироздания, она не заслуживала такой участи. Ты можешь себе представить, что сегодня, в больницах этой страны работают люди, которые не могут отличить формалин от хлорида-натрия. Ей просто удалили аппендикс, но после операции, когда у неё немного поднялась температура, вместо физраствора в неё влили двести миллилитров формалина.

По его глазам текли слезы, он прикрывал рот ладонью, чтобы сдерживать горестный рёв.

– Она впала в комму. – Продолжал он, не сдерживая плача. – А потом, когда через неделю она пришла в себя, у неё начались судороги от нестерпимой боли, и вскоре она умерла. А врачи, эти гандоны в белых халатах, пытались прикрыть свои жопы, им было абсолютно похуй на то, что они искалечили жизнь. Они не пытались ей помочь. Несколько часов после случившегося, они не делали ничего, они пытались скрыть свою ошибку.

Я стал свидетелем неистового гнева, которым был наполнен человек, готовый разрушить целый мир. Он, то вскрикивал, то в гневе потирал лицо руками. Я так ничего и не сказал ему, когда его терзали муки. Казалось, он становился безумным, прямо у меня на глазах: «Это так тяжело. Я всегда знал, что государственная больница это просто, гадкая, ничтожная помойка. Так не должно было случиться». Когда его гнев сменялся безысходностью, чтобы поддержать его я сказал ему: «Я работал в больнице около года и встречался там со всякой хренью. Но одним из главных пониманий для меня стало то, что большинству людей в больнице или в другой гос шараге ничего не надо. Им просто похуй на то, что они делают. Я видел, как воруют канцелярские ножи, гвозди, медицинский спирт, всё подряд. Ни врачей, ни сестёр я не мог в этом обвинять, потому что, знал про мразотность и просто абсолютную ущербность руководства».

– Вод видишь! – Воскликнул он. – Ты меня понимаешь! А они нет! Они говорят мне, что это случайность и просто нужно с этим смириться, но они говорят так, потому что это произошло не с ними. Они просто обозреватели этой ситуации, а не её участники. Я прекрасно знаю, что есть среди этого сброда достойные врачи, которые действительно помогают. Но почему эти достойные люди позволяют окружить себя дегенератами которые не могут отличить формалин от физраствора?

Он перепрыгнул через ограду и стал ногой ударять по надгробью её могилы. Каменная плита надломилась, но он продолжил изливать свой гнев. Я ему не мешал, я тоже знал, что это лишь камень, а не какая-то память о человеке.