АНАТОЛИЙ МУЗИС - Пути-дороги. Геологический штурм Белухи

В 1953 году я смотрел на Катунские белки с вершины Теректинского хребта. На Катунском было черно – тучи не сходили с него. В 1954 году я ходил по западной части Катунского хребта, выходил к Быстринским гранитным высотам. Тогда я подумал: – Не завидую тому, кому придется здесь работать.

В 1955 году мне самому пришлось работать в районе Катунского водораздела от Быстринских вершин до подножья Белухи. На Узун-Карагу, В. Карагане, Канчале я ходил по хребтам зубчатым как пилы, поднимался к ледникам и над ними по боковой морене, видел трещины, слышал грохот рушащихся камней. Прямо скажем, я нервничал. Три несчастных случая все время держали в постоянном напряжении. В каждом маршруте стоял вопрос: – «Кто следующий?».

Гора Белуха

А впереди стояла Белуха, неведомая и опасная гора, к подъему на которую мы были совершенно не подготовлены.

И вот 22/VI – мне было сказано, что моим первым маршрутом будет восхождение по краю Берельского ледника… И, странно, я ничуть не встревожился и не взволновался. Может быть, опять сказался опыт прошлогодних восхождений, а, вернее, я просто не успел взволноваться. Ведь в прошлом году вопрос о восхождении на Белуху все время стоял перед нами, а в этом году мы подошли к ней и сразу полезли. А лезть дело привычное и не страшное, т.е. не страшнее, чем в другом месте.

23/VI – к ночи занепогодило. Выход в маршрут задержался. Сизов (опять Сизов) подошел к Шарковскому и заявил, что у него болит мякоть на левой ладони.

– Ну и что? – спросили его.

– Как же я буду лезть на склон с больной рукой? – ответил он.

Два часа он ходил жалкий и бледный (от страха) и ныл, как же он будет с больной рукой? Мы высмеяли его. Я предложил ему махнуться маршрутами: – Там, – сказал я, – не нужно карабкаться по склону. Разве в трещину провалишься или лавина на тебя сойдет. Лицо у Сизова вытянулось еще больше и он сказал, что, пожалуй, пойдет в свой маршрут, хотя и не знает, как же он будет с больной рукой.

В 11 часов распогодилось и Шарковский, Луньков, Женя, Олег и я вышли в маршрут. Повстречавшаяся нам на пути Таня Гостева пожелала нам счастливого пути. Мы ей ответили тем же.

Морена Берельского ледника

Конечно, моренный вал Берельского ледника представлял собою грандиозное зрелище. Трудно передать словами. Представьте себе огромную насыпь, вроде железнодорожной, высотой с 50—60 этажный дом, шириной около километра и протяженностью до 7—9 км.

Сложена эта «насыпь» огромными глыбами черных роговиков и ороговикованных (измененных) сланцев, сцементированных мелкой щебенкой и глиноземом. По краям эта «насыпь» окаймлена высоким и узким валом-гребнем, как забором, так что внутри его – ровная вытянутая площадка, образует нечто вроде взлетной площадки. Только лететь оттуда нельзя. Трудно даже представить, какие грандиозные силы формировали этот рельеф. Когда говорят о море, то представляют себе нечто огромное, подвижное живое. Когда говорят – горы, то представляют себе нечто огромное, но застывшее, неподвижное. А на самом деле горы живут, «дышат», сбрасывают с себя лишнее, передвигают на большие расстояния огромные каменные массы, обрушивают снежные лавины. В горах, пожалуй, не спокойнее, а страшнее, чем в море. А что стоит гроза в горах, эта самая гроза и оборвала нам маршрут.

24.06

Месяц, как мы из дома. Дожди и холод. В Москве 30 градусов, а мы мерзнем. Вокруг в горах снег, мы в зоне облачности. Белые и черные космы облаков цепляются за вершины, ползут под ногами. Мы забились в дом на заброшенном руднике, застеклили окна, восстановили печи. Играем в преферанс и с тоской поглядываем в окна. Июньский план под угрозой. А что, если все лето будет такое? Таня, Ритуля и Сизов мокнут где-то второй день. Как-то у них? Женя непрерывно крутит настройку радиоприемника. Маленький портативный ящичек соединяет нас с большой землей. Последние известия, легкая музыка, детские передачи, утренняя гимнастика. В Москве еще вечер. На востоке рассвет. Мы между западом и востоком, между небом и землей. Радио с нами первый год. Обычное ощущение забытости всего мира помимо нас сменилось обратным ощущением – мир существует, а мы забыты.

26.06

Дождь, дождь, туман. Седые космы облаков плывут за окном по деревьям, по подножьям склонов. Вершина скрыта белой мутной пеленой. Шарковский дал радиограмму, что район закрыт снегом, склоны лавиноопасны и работа связана с риском для жизни. Просил снять 500 км плана. Сам он уверен, что его просьба не будет удовлетворена.