Александр Балашов - Камни прошлого

Лаврищев, не переносивший пафоса, считая его «торжественным враньём», поморщился после этих высокопарных слов супруги.

– Так ведь не Госхрану он, в конце концов, мечтает вернуть сокровища вашего прапрадедушки!..

– Какому ещё Госхрану? – взвизгнула Мария Сигизмундовна. – Эти сокровища принадлежат семье Эссенов. Семионовых-Эссенов! Нашей , то есть с Юликом, семье. А при чём тут алчное государство с вашим Госхраном?

– Частная собственность священна, но эта коллекция, насколько я знаю, была национализирована в двадцатые годы и хранилась в государственнос историческом музее… Я, душа моя, всё, конечно, понимаю… И про гордость за «белую кость», за родство с бравым капитаном Измайловского полка, про высокие идеалы нашего сына, – сбиваясь с ритма, одышисто говорил Игорь Ильич, – Но он, говорят факты – чистоплюй! Служить он рад, прислуживаться тошно!.. Вот ведь Чацкий, бля, двадцать первого века!..

– Не выражайся!

– Я так ярче выражаю свою мысль. Идеи кормят идеалистов, но сыт ими не будешь. Этот шизойдный пунктик – во что бы то ни стало найти эти проклятые камни из прошлого – доведёт его до сумасшедшего дома… Легенда, даже очень романтичная, Маша, не накормит! Были денежки, теперь – тю-тю…Теперь папа с мамой будут реанимировать свои старые связи, давно находящиеся в состоянии клинической смерти, кому-то звонить, просить, унижаться – короче, будем в «Интеко» топ-менеджером устраивать нашего несостоявшегося Канта.

Лаврищев перевёл дух, незаметно для жены сунул таблетку валидола под язык.

– Видно, припёрло, – продолжил он свой обличительный монолог, – раз тебя, мать свою, – в этом месте интонация приобрела едва заметное ироничное звучание, но, судя по походке жены, та уловила иронию мужа, – свою мать…взыскательного, но справедливого судью, с кем столько лет наш Кант не общался, снизошёл!.. И, укоротив гордыню свою, попросил помощи пролезть в богатенькое «Интеко». Кем возьмут? Теперь ему, пустившему бабкины деньги на ветер, наверно, уже неважно – переводчиком, советником, секретарём-референтом… Кушать хочется! И сразу же все работы стали хороши, выбирай на вкус… А деньги, они ни в «Интеко», ни в «Роснефте» – цементом или бензином не пахнут…

– Замолчи! – перебила его жена. – Ты его всегда ненавидел. Молча и тайно не-на-ви-дел! Я – любила. Да, справедливо обижалась… за его подлог с завещанием моих родителей. Ошибся, погорячился… С кем не бывает? Но всё равно: я своего мальчика любила и люблю! А ты ему завидуешь… Да-да, именно так: ненавидишь в глубине души и завидуешь.

Лаврищев в ответ только саркастически гримасничал – благо, что экссудья, советник юстиции, заслуженный работник юстиции, шагавшая впереди, не видела этих клоунских выходок своего муженька. Лаврищева-Семионова была увлекающейся натурой. Если её вдохновила тема, то заключительное слово на процессе могло звучать более часа. Мария Сигизмундовна села на своего конька, который уже, не слушаясь уздечки, понёс по кочкам и рытвинам:

– Я люблю, ты – тихо презираешь…Вот в чём наша разница по отношению к гениальному мальчику. А если разобраться, то это ты виноват, что у него такая судьба. Ты совершенно не занимался Юликом. Он рос, по сути, сиротой при живом отце, то есть отчиме… Вот он и стал философом. Разве это профессия для жизни – философ? Что-то я никогда не видела объявлений в газетах или на сайтах: «Требуется философ. Зарплата высокая».

– Он не философ. Философ – Диоген в бочке из-под селёдки, – возразил Лаврищев, улыбаясь одними глазами. – Просто закончил философский факультет Берлинского университета. Такие «философы» в «Интеко», «Росатоме», «Роснефте» и прочих корпорациях со звучными названиями неплохие денежки зашибают. Сейчас у всех одна философия, Маша, – деньги. Даже у Всевышнего в церкви не любви, не радости, не здоровья, а прежде всего денег просят… И ведь даёт! Стучите на своего ближнего – и вам откроют! Но не Он, не Он даёт этот симулятор радости и счастья – деньги… Христос был бессребреник, симулятор счастья – это, Маша, проделки Дьявола-искусителя…

– Хотя бы ты, Ильич, не философствовал! – вернула мужа на землю супруга. – И твои нападки на Юлиана не имеют под собой никакого основания. Ты ошибаешься, Ильич, что он живёт какими-то фантазиями по поводу коллекции Пауля Эссена, как ты говоришь, иллюзиями. Я хоть и не общалась эти годы с сыном, но внимательно отслеживала все аукционы на лондонском аукционе «Сотбис». В конце прошлого года продавец, пожелавший остаться неизвестным, выставил на торги знак ордена святой Анны с бриллиантовыми украшениями и звезду ордена святого Станислава первой степени… В тот же день раритеты были проданы за очень кругленькую сумму, которая тебе, Ильич, с твоим кодексом чести и не снилась.