Вальдемар Крюгер - За Рифейскими горами

Глядя уже с улыбкой на все еще кричавшего петуха, подумал: «Вишь как старается. Хорошо ему, курей куча. Самое главное, утром вовремя прокукарекать, а там хошь не рассветай!»

Крепко затянувшись, Иван подошел к открытой калитке и выглянул на улицу. Утренний дождь почти прекратился, но дождевая туча все еще висела на макушке горы Кияшки, как неряшливая шапка на голове у загулявшего мужика.

– К обеду пожалуй выяснит! – решил про себя Иван, и подумал в этот момент в первый раз за утро о своей жене.

– Авось не сильно промокла моя Марьюшка-то. Ан нет, ветерком щас быстро обдует. Подсохнет-то одежонка.

Успокоившись при этой мысли он принялся снова за работу, все еще немножко завидуя беззаботному красавцу-петуху в кампании дюжины кур.

Матюша спал этим утром дольше обычного. Он не почувствовал, как поцеловала его уходящая за грибами мать. Дождевые капли, что так часто тарабанили по деревянной крыше дома, были пожалуй лучше любой колыбельной песни. Так хорошо спится под шум дождя в отчем доме!

Проснулся Матюша от методичных ударов, разносящихся под окошком во дворе их дома. Спросонья Матюша не понял, что же это такое. Кто гремит-то так? Окончательно проснувшись, Матюша сел на краешке деревянной кровати, и оглянувшись вокруг, понял, что сегодня он спал пожалуй дольше обычного. Немного огорчившись на себя, он спустил босые ноги на пол, и натянув холщовые портки, выскочил через бревенчатые сени во двор. Приятная утренняя свежесть, после хорошего дождичка, хлынула ему потоком в лицо. Зажмурившись, Матюша глянул через точеные перила крыльца и счастливо рассмеялся. Во дворе махал колуном отец, громя сосновые чурки. Матюша проворно соскочил, такие знакомые три ступеньки крылечка, и побежал к поднавесу за баней. Там обычно находил он каждое утро деда Захара. И сегодня он увидел согбенную спину и венчик седых волос на затылке, сидящего к нему спиной дедушки. Захар услыхал шум за спиной и обернулся. Улыбка расцветила его изборожденное морщинами лицо. Матюша подбежав повис на шее Захара.

– Деда, а ты что делаешь?

– Да вот внучек, решил старый туесок подновить, да заодно уж и один новый туес, побольше, сладить.

– Ааа, – произнес протяжно Матюша.

У ног Захара лежали ленты бересты. Из бани пахло терпко каким-то непонятным для Матюши запахом. Мальчик повел ноздрями, принюхиваясь. Захар засмеялся, глядя на внука.

– То Матюша береста так пахнет. В котле парится, чтобы мягкая была.

– А, вот оно что!

Захар шевеля заскорузлыми, плохо гнувшимися пальцами, просунул полоску бересты, заплетая ее в верхнюю часть полуготового туеска. Матюша зачарованно наблюдал за движениями рук дедушки.

– Деда, а можно я попробую?

Захар с готовностью подвинулся, освобождая место для Матюши.

Внук взял следующую полоску бересты, и подражая увиденному, принялся заплетать в туес. Захар довольно улыбаясь, следил за робкими движениями ручонок внука. Незаметно для Матюши, помогая, он натягивал бересту посильней, садя ее на место. Матюша, не замечая этого, высунув от усердия язык, старательно мастерил на своем первом туеске. Захар погладил внука по голове и произнес.

– Учись Матюша! В жизни все пригодится.

Так и доделали дед и внук, рука в руку, первый туесок в жизни Матюши.

Все время, пока они занимались плетением туеска, за ними пристально наблюдал один посетитель. Дворовый пес Ашпуровых, лохматый кобелек по кличке Полкан, сидел с самого раннего утра у ног своего состарившегося хозяина. Да и сам Полкан одряхлел за прошедшие годы. Целыми днями лежал он в тени забора, взирая слезящимися глазами на вечно суетящихся кур и горластого задиру-петуха. В последнее время этот наглец с красным гребнем сильно доставал собаке, иной раз даже пытаясь клюнуть ненароком ее в нос. Но вчера, пока Ашпуровы были на покосе, Полкан все же отомстил нагловатому обидчику, вырвав из его хвоста парочку разноцветных перьев. Пусть теперь ходит по двору, как голый король.

Сегодняшним утром, завидя Полкана, петух ретировался, от греха подальше, так сказать. А то на этого пса перьев не напасешься.

Так и проходила, порой незаметная для действительных хозяев крестьянского подворья, жизнь его неспокойных обитателей, со всеми их житейскими передрягами, коих и у людей тоже в избытке.

Иван все еще махал, как заведенный, тяжелым колуном. Пот пропитал насквозь его рубаху, которая и без того была мокрой от моросящего все утро дождя. Но ветерок разогнал дождевые тучи, и даже макушка горы Кияшки скинула «лохматую шапку», подставив плешины скал выглянувшему солнышку. Иван разбил еще одну чурку, и отложив колун в сторону, пошел в дом. Ему сильно хотелось пить, и еще больше есть. Открыв двери в дом он прислушался. Тишина. Только жужжащая муха билась настойчиво об оконное стекло. Иван пожал плечами, подумав: «Неужели Матюша еще спит. Странно. Вишь как вчера на покосе парнишка ухайдакался [34] Сиб. ухайдакаться – сильно утомиться, устать . Пора его будить однако, да есть все вместе садиться будем». Но подойдя к постели, Иван не нашел в ней своего сына. Пощупав рукой, постель была уже остывшей, он понял, что сын встал уже давно.