Григорий Борзенко - Золотой остров. Часть 3

Тайна, так долго витавшая над Зеленым островом, наконец-то была разгадана. Столько предположений мысленно выдвинул Гоббс, чтобы объяснить самому себе: кто же таинственный убийца? Вначале ему казалось, что это, возможно, какие-нибудь дикари-людоеды, но скоро понял: предположение ошибочно. Особенно удивляла его деталь с драгоценностями. Понятно, за таким кроется что-то весьма необычное и важное, коль убийце не жалко добра, но объяснений найти никак не мог. И вот, наконец-то, наступил миг, когда все решилось. Решилось сразу, в одно мгновение. Притом сразу все. Только лишь подняв голову и взглянув на того, кто стоял перед ним, Гоббс узнал ответы на все вопросы, которые так долго мучили его. В это невозможно было поверить, но перед ним насмешливо глядя стоял… Хэмфри Бернс.

Правда была жестокой. Гоббс содрогнулся, представив, какой жестокой будет месть этого человека. Роберт не мог сообразить, как его бывший коллега смог спастись в той кровавой резне, которую Гоббс устроил для его людей, но факт оставался фактом: вот он, здесь, перед ним, и чувствует себя хозяином положения. А почему бы, впрочем, и не чувствовать? Соблазн выплеснуть в лицо своему обидчику всю накопившуюся злость был, конечно же, велик. Что Бернс и сделал.

Он присел тут же на траву, расслабленно вытянул ноги и удовлетворенно вздохнул. Глаза его смеялись:

– Ну что, Иуда, настал час расплаты?

Бернс упивался подавленным состоянием своего бывшего товарища по ремеслу. Человек, лишившийся в одночасье всего, живет после этого одним желанием – отомстить. Трудно упрекать его за злорадство, когда такой миг наконец-то наступает.

Минута блаженна для того, кто так долго бредил ею. Ведь зачастую подобное мгновенье вообще не наступает, а сознание, что твоя обида осталась не отмщена, приносит человеку большие страдания. Почему-то, когда миг расплаты наступает, обиженный редко сдерживает свои эмоции. Не стал этого делать и Бернс.

– Ну что, Гоббс, большую пользу тебе принесли сокровища, ради которых ты нарушил святое святых – нашу дружбу, законы нашего братства? Согласен, золото кружит голову, но не до такой же степени! Тем, что стоило пота и крови многим, ты решил завладеть один? Вот и поперхнулся, – Бернс покачал головой. – Это же нужно было додуматься, Гоббс! Тебе уготовлено место в истории. Флибустьерство еще не знало злодеяния, на которое ты так легко решился.

– Ты полагаешь, что легко? – Роберт сделал попытку спасти свою шкуру. Благо дело, свидетелей уже не было, можно выдумать самую спасительную версию. – Думаешь, я не отговаривал Бэнкса, он подбивал к подлости команду, думаешь, я не пытался остановить всех?

Хэмфри громко рассмеялся. Хохот был настолько искренним, что он даже позволил себе полежать немного на траве, чтобы прошли колики в животе. Придя в себя и все еще посмеиваясь, поднял на Гоббса глаза, в них прыгали бесики.

– Ну, ну, продолжай, Роберт, продолжай. Чего ж ты остановился, праведная душа?

Бернс снова не удержался от прилива смеха, что совершенно сбило с толку Гоббса, перепутало все его мысли.

– Молчишь, подлец? Да-а-а, эта драма тебя ничему не научила. Чтобы спасти свою никчемную, не стоящую и медной монеты жизнь, ты готов вновь юлить, обманывать, прибегать к уловкам. Отговаривал, говоришь, пытался остановить? – Хэмфри покачал головой. – Я ведь все слышал, Роберт, все. Как ты громче всех кричал, приказывая добивать всех, кто барахтался в воде, чтобы не осталось ни единого свидетеля. «Отговаривал», «пытался остановить»! Ах, Иуда ты, Иуда! Отговаривал он! Эх!

Уловка Гоббса повернулась против него же. Ехидство и насмешливость Бернса сменились злобой. Видно, его здорово раздразнило лицемерие пленника. Взгляд стал суров, лицо – злобным.

– Да, добили вы не всех. Мне удалось проскочить ваш заслон. И хотя спасся лишь я один, желание отомстить вам, сволочам, удесятерило мои силы. Как видишь, с обещанием не стал временить. Остался, правда, ты один, но это дело времени. Можешь не сомневаться: отправишься вслед за своими ненасытными дружками, ничто не спасет тебя. Но торопиться отправлять тебя на тот свет я не буду. Нет! Просто так умереть – слишком большая и непростительная роскошь. Ты умрешь особой смертью, той, которую заслужил своим предательством. Она будет медленной и мучительной. О, я даю тебе слово! Да уйми ты дрожь в коленях, Роберт, уйми! Это не поможет. Жил, как паскуда, поступал, как Иуда, хоть сумей помереть, как человек.

Бернс поднялся, подошел к Гоббсу вплотную и злобно взглянул ему в лицо.