Чайка Богдан - Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Солнце, которое садится в океан, самое хорошее солнце на свете. Оно мягкое, нежное, оно клонит нас всех в сон, как постель после бури. Обволакивает и заставляет забыть о дне, который прошел. День остается позади, и мы все остаемся на верхней палубе кутаться в теплое одеяло из лучей красного солнца. Эта палуба под солнцем всем обитателям корабля напоминает о месте, где каждый родился. О месте, которое обычные люди называют своим домом. Для каждого из нас же это место – просто еще одно воспоминание, которое смешалось и чем-то выделяется из сотни других воспоминаний. Чем-то наивным, что ли. У каждого свое место, и ни один из обитателей не скажет, что оно лучшее на земле. Каждый здесь на верхней палубе видел в этом мире для себя место получше, каждый спрашивает себя, почему он вернулся на корабль, если был так счастлив под той пальмой, или на том безлюдном пляже, или в той маленькой колонии миссионеров на острове, или том раю африканских проституток, или, или, или? На этом корабле много таких «или». Наверное, поэтому каждый обитатель корабля несчастен. Потому что каждый обитатель корабля рано или поздно видел свой маленький оазис, и каждый сбежал оттуда. Не сбежал, но ушел. «Зачем?» – теперь висит общий вопрос вместе с надеждой на этой палубе. Но мы напьемся рома, чтобы нас не мучили сомнения, чтобы мы могли продолжать свой путь под парусами. Каждым вечером капитан разрешает на верхней палубе всем немного рома или вина. Самому-то ему ром не нужен, но он хорошо чувствует, что происходит в его доме. Иначе, какой бы он был капитан-чародей, как все раз за разом, иногда, вскользь, между строк, тихо, с опаской, но называют его именно так. Капитан умеет водить этот корабль среди волн, которые больше корабля в десять раз, среди ветров, которые уносят людей в небеса. Он умеет ходить со скоростью ветра, почти летать, умеет обуздать стадо морских волков, каждый из которых хочет в свой рай, умеет находить землю в этом царстве воды. И каждый морской волк здесь пресмыкается перед этим человеком – человек знает, где суша, человек знает, как найти рай каждого волка, человек знает, как выжить в этой пустыне воды, человек знает путь к надежде – надежде каждого на этой верхней палубе. В любом случае с этим днем на этой палубе тяжело расставаться, тяжелее расставаться, наверное, только с надеждой.

Но вот солнце заходит. Морские волки уносят свои надежды в свои койки, каждый из них бросит взгляд на человека, который знает путь. Глаза человека не врут. Морской волк получит свою надежду, каждый свою, и пусть потом не обижается и не злится. Человек знает только путь, а что ты сделал со своей надеждой – его не касается.

Мальчик проснулся еще морозным весенним утром. Сегодня они с папой поплывут в море. Папа обещал ему плавание на его день рождения. Они решили встать пораньше, чтобы не видеть расстроенного лица мамы – она против. Мама его похожа на хитрого лесного зверя, который всегда в лесу обозначает свое присутствие, и сотни незаметных следов на тропинках, на коре деревьев покаывают тебе, что зверь рядом. Так и она не показывала своего недовольства открыто. Мама мальчика вообще ничего не показывала открыто, но наполняла их дом своим неуловим мнением: закрытые окна со стороны моря, сухие ведра из-под воды, а вода для питья – только в одном кувшине на весь дом; растения, которые требуют воды, еда без первого; дома она при уборке только подметала. Их дом превратился в островок какой-то пустыни, о которых мальчик слышал из рассказов моряков, посреди весны с дождями. Папа сказал мальчику, что он придумывает – взрослые любят обманывать, особенно себя. Но мальчик не видел трагедии: ветер с каждым днем все больше проникал в его душу, играл с ним, шутил над ним. Мальчик знал, что будет весело – его Папа умеет обращаться с ветром. И вот настало это утро – холодное и приветливое. Папа поднялся на пару минут позже. И мальчик успел послушать тишину, которая бывает только ранними утрами, когда мир еще не проснулся. А потом его встретил ветер – мальчик сразу перестал быть один. Ветер что-то знал, может быть, даже все. Папа вышел во двор на пару мгновений позже. Папа ветру был не интересен, но все же он решил подогнать немного этого взрослого. Папа не противился, и сам быстро взял мешок, который они заготовили еще вечером, и направился к тропинке, ведущей к берегу моря.

Кок много знал об этом мире. Также он подозревал, что мира два. Он не видел второй – Всевышний обделил его таким талантом, но его ум давно этот мир дорисовал сам. Также он и нашел главную любовь Капитана, также он ее стал находить сам по едва заметным бархатным сливкам волн. Он замечал ее присутствие гораздо раньше других. Он не помнит уже, что выдало ее. Он только помнит, что когда смог это понять – вся магия, весь ужас Капитана рассеялся, и капитан предстал перед ним несчастным человеком. Зато Кок помнит, как он целый день рассматривал человека на капитанском мостике. Кок пытался понять или смириться. И Кок тогда снова начал бояться. Одно дело, когда их дом под парусами ведет морской дьявол, а совсем другое дело – когда это просто человек. Правда, слово «просто» уже спустя несколько лет совершенно исчезло, как обычное заблуждение этого земного мира. Потому что после страха пришла паника. Кок помнит, как он увидел шторм, и ему хотелось выброситься за борт, и он просто напился в трюме самого крепкого рома. Как тогда его башка уцелела – до сих пор неизвестно ему самому. Ничтожность его собственного существования, хрупкость их жизней, которые в руках безумца – хилого человека, который в своей капитанской фуражке был теперь похож больше на петуха – его убивала, а Кок хотел жить. Он хотел снова увидеть свою африканскую проститутку. Хотел выпить испанского вина. Как же он хотел жить и не хотел оказаться в холодной воде Атлантики. Пусть этот дурак сам идет к ней, а он заплатит все свое месячное жалование своей африканской подруге. После того первого шторма с человеком на мостике он попал в карцер. И в карцере он просто возненавидел этого человека. Его ненависть была тогда так сильна, что могла выжечь, наверное, все человеческое. Оттуда, из-за решетки, он не отрывал глаз от человека на мостике, и, в конце концов, человек на мостике это заметил. Они смотрели тогда друг на друга очень долго. Один с ненавистью, другой с интересом – оба не понимали. Один не понимал, откуда столько злобы, другой не понимал, откуда столько уверенности и силы в тщедушном петухе. А потом петух улыбнулся – до него дошло, а потом петух расцвел – он был счастлив: теперь он не одинок.