Алексей Резник - Осенний чертопад

– … Я, мама, считаю, что и в вашем возрасте не поздно читать Аристотеля! Хорошо пишет, собака! – зять хлебнул чаю из блюдца и скосил темные глаза на деда. – Я читаю Аристотеля по ночам, когда все дураки спят, и квинтэссенция глупости в воздухе вполне терпима…

Бабка маялась, слушая низкий тяжелый голос зятя, нудно рассказывающего о неинтересных вещах. Зять преподавал что-то студентам в городском институте и не позволял себе разговаривать со стариками в каком-либо ином тоне, кроме поучающего. А больше всего, конечно же, зять раздражал деда своей пустотой и никчемностью.

Во дворе опять залаяла собака, и лай ее показался деду содержательней разглагольствований зятя. Кроме злобы, в лае прослушивались настороженность и тоска. Дед задумчиво смотрел на улицу сквозь ядовитые испарения, исходившие от слов зятя. Там на улице стучалась шипами в оконную раму ветка шиповника, а вдоль пыльной дороги, сломя голову, мчались куры. Гребешки их стояли дыбом от непонятного им самим возбуждения.

– Ровно ветер начинается, – растерянно произнесла бабка, прервав обидевшегося зятя на самом интересном для него месте. – Неужто холода наступят?!

– Э-э-х! – зять раздраженно махнул рукой, и, доставая из кармана пиджака пачку сигарет, вышел вон из дома.

Дед с бабкой переглянулись, плеснув друг другу в сморщенные долгой жизнью лица лучами застаревшей неизлечимой любви.

– И что это такое с нами? – бабка смутилась, как в молодые годы, и мокрой тряпкой принялась стирать со стола крошки. Ветка шиповника настойчивее застучала по оконной раме. Ветер на улице задрал глупым курам хвосты на такой угол, что даже петуху сделалось стыдно и он отвернулся, а затем поднял налитую кровью головенку к небу. Цвет неба откровенно напугал петуха.

Дед вышел во двор и, не глядя на нервно курившего зятя, прошел к собаке и, гладя ее косматый загривок, вслед за петухом устремил взгляд к небу. Оно наполнялось зеленоватой тошнотворной мутью, от одного вида которой у деда начала кружиться голова. Таинственная неприятная зелень сделала небо пугающе пустым и далеким. Совершенно неожиданно у деда мелькнула шальная мысль о том, как долго и невыносимо страшно было бы падать из этого неба на землю.

Зять бросил окурок за забор и сплюнул желтой слюной, заполнив пространство вокруг зрачков новой порцией душевного мрака.

– Завтра, возможно, выпадет снег, – отдавая дань памяти умершей дочери, дед старался открыто никогда не ссориться с зятем и всегда первым заводил разговор, когда затянувшееся молчание создавало неприятную напряженность.

– Да вы что, папа?! Какой снег в сентябре?! В крайнем случае – град. Да мало ли от чего может измениться цвет атмосферы? Несерьезное вы что-то говорите, папа!

Дед беспомощно развел руками, словно расписался перед зятем в собственной глупости. Зять удовлетворенно хмыкнул и отправился в дом – лечь на диван и, надувшись спесью, читать там неведомую ни деду, ни бабке книгу.

Куры спрятались от ветра за высокой поленницей, сбились там в кучу и угрюмо подкудахтывали меж собой. Собака выла все отчаяннее и, в конце концов, трусливо забилась в конуру, замолчала там.

Дед поискал глазами солнце – оно висело уже невысоко над лесом, и жуткое небо размывало его сияние, как слой болотной воды – блеск золотого самородка.

И тишина, глубокая, целомудренная тишина, душистым и сочным кляпом заткнула рот беспечным порождениям Жизни на Земле.

– Так что же это еще может быть? – прошептал пораженный дед. Вроде бы дальше уже некуда и хуже быть не может.

В сумерках ужинали чаем и шаньгами. Зять в сугубо сибирской манере наливал чай в блюдце, громко дул на него и звучно прихлебывал. Деда коробило от этих прихлебывающих звуков, и, чтобы отвлечься, он смотрел в окно на фантастическое зарево заката над черной зубчатой каймой леса. В лесу, справедливо полагал дед, стало сейчас совсем темно. И где-то в темноте по засыпанной засохшей хвоей земле шагали, радуясь упругости своего хода, пятнистые олени. Он не мог знать, что олени уже перепрыгнули через изгородь и тыкались теплыми ноздрями в шероховатые стволы ив. А бордовые усатые жуки с треском пикировали на оленьи рога, путая их с древесными ветвями.

– Спасибо за хлеб-соль! – совершенно серьезно произнес обожравшийся шанег зять, вставая из-за стола. – Все было очень вкусно.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.