Если прислушаться, можно услышать звуки леса. Это и жужжание насекомых, и потрескивание веток от пробегающих поблизости ящериц, и полевок, ну и конечно, пение лесных птиц. Здесь и монотонные глухие удары дятла, по стволам деревьев, и переливание соловушек, перекликание зябликов и других лесных птичек. Голоса каждой из них неповторимы, и услышать их можно только здесь – в лесу. По старинной традиции, услышав кукование кукушки, можно произнести вслух: «Кукушка, кукушка, скажи, сколько лет мне жить осталось?». И считая ее кукование вслух, мы радуемся, когда больше десяти и совсем не огорчаемся, когда меньше – ведь это всего лишь детская забава.
Мало-помалу, мы приобретаем уверенность и смелость. Перестаем обращать внимания на мелочи, и начинаем заниматься тем, ради чего пришли, будь то сбор ягод или грибов, ну или просто ради прогулки. И отвлекаемся лишь, когда слышим незнакомый голос зверья из лесу. Вздрагиваем если это протяжный зазывной гул лося или отдаленное хрюканье кабана, а может и того хуже – зазывание волка.
Но если вас миновали подобные встречи, пусть хоть издалека, мы не замечаем, как углубляемся в лес все дальше и дальше. Вот миновали ни одну лесную полосу с ее полянками между них. Брали штурмом высокие холмы, спускались в глубокие овраги. Порой натыкались на родники, бьющие из-под земли, у которых охотно останавливались и пили прохладную водицу без опаски, так как она куда чище любой другой воды, будь то из колонки или водопровода…
Течение времени здесь в лесу совсем иное. Проплутав в нем пол дня, ты и не заметил этого, не чувствуешь усталости. Все это благодаря окружающей тебя природе и лесному воздуху, что всегда свеж и пахнет зеленью. Ноги сами ведут вперед, и порой так не охота поворачивать назад домой, не узнав и не увидев, что же там за холмом, за этим леском наверху или внизу в овраге. Какие еще чудеса нас ожидают, что скрывает чаща леса, какие прекрасные виды, еще не запечатлены взглядом? Но главный вопрос, мучавший всех – дойдем ли мы в следующий раз так далеко, чтобы после зайти в лес еще дальше?
Но этим утром лес был наполнен иными звуками. Совершенно не естественными для его природы – глухими и монотонными. То затихающими, то вновь нарастающими. Они доносились из той части леса, которую большинство его обитателей обходило стороной и держалось подальше. Именно оттуда вот уже на протяжении часа, а то и более, доносился этот звук, эхом разносившийся по всей округе, и немало пугавший обитателей леса.
Если пройти на звук сквозь лес, на свой страх и риск, то можно выйти на большую открытую проталину. С востока ее омывала река, изрядно вышедшая из берегов, из-за быстрого таяния снега в окрестных лесах и горах ранней весной. От повадка, обитателям этих мест пришлось даже построить барьер из досок и мешков с песком, чтобы не допустить воду до их деревянным домов. Возле реки их находилось два – один небольшой с покатой крышей и второй побольше. Первый дом явно был жилым, что можно было понять по занавескам на окнах, которые развевались на ветру после того, как окна чуть приоткрыли для проветривания избы, и по небольшому дымку, что валил из печной трубы на крыше. Второй дом, судя по отсутствию окон и широким воротам, служил складом. Причем по виду обе эти постройки были одного возраста, уже изрядно потрепанные временем, чуть покосившиеся, осевшие ближе к земле и с облупившейся краской.
Восточнее жилого дома в метрах десяти, стояла еще одна постройка без крыши, с разобранными до основания стенами. По-видимому, это тоже некогда был жилой дом, что сразу понимаешь по неразобранной печи-голландке с трубой, одиноко возвышающейся над холмом, и по оконным рамам, сложенным рядышком, такими же обшарпанными как в соседнем доме. Приглядевшись, можно увидеть, что доски, взятые с этого дома, пошли на строительство барьера для воды, а его завалинка – для ее укрепления. Вынужденная мера, которая себя оправдала в столь напряженное время года.
Кроме того, доски пошли и на укрепление склада и жилого дома, которыми были обиты основания домов. А также немало стройматериалов ушло на третье, самое большое здание – центр этой лесозащитной базы. Можно назвать его штабом, за которым ухода было явно побольше. Ведь все-таки это лицо базы. Окна были вымыты, рамы покрашены, а на крыше трудился один человек, приколачивая доски к щелям, что образовались на крыше.
Именно отсюда, с высоты трех-четырех метров, откуда открывался общий вид на базу: на расчищенную поляну на севере – место, некогда служившее вертолетной площадкой и на вольеры на востоке, от двух рядов которых остался один, и то в плачевном состоянии – и доносился все утро этот монотонный звук, забивающего гвозди молотка.
Читать дальше