Иван Эрфольг - Владлак. Сага о любви и таинственном проклятье

Оставшийся после сожжения пепел сгребли лопатой и бросили в яму, залили Святой водой и закопали. Канись перекрестился, помолившись за душу Артушки и неродившегося ребенка, и пошел домой. Фирипп посмотрел вслед Антвею и подумал: «Главное, чтобы не запил мужик…»

…Волчонок мчался туда, куда бежали все. Большой овцебык отстал от стада собратьев, гонимых волками, но все равно бежал очень быстро, и никому из стаи не удавалась его догнать. Волчонок не понимал затеи, в груди трепетало радостное чувство. Вдруг мокрого черного носа коснулся запах влаги, летящий по ветру от убегающей жертвы. Этот аромат превратил ощущение радости в ощущение нестерпимого голода и жажды крови. Под шерстью пронеслись мурашки, мышцы наполнились силой, и волчонок рванул вперед…

Прошло пятнадцать лет. За эти годы многое изменилось. Канисенство процветало. Через городища канисенства проходил торговый путь. Много купцов стали останавливаться здесь. Спросом пользовались места, где можно было поесть и переночевать. Мужчины трудились в лесу, а юноши занимались охотой или отправлялись с проезжавшими купцами в качестве охраны и помощников.

Дом канися стал еще больше. Народ любил Антвея и без напоминания платил дань в казну. У канисенства появилось свое войско, которое большей частью занималось охраной и проверкой торговых путей. Набор в войско был добровольным, потому что война до этих мест не доходила, а служба была престижной.

Все бы ничего. Все было бы спокойно и размеренно… Если бы не эта ночь…

Суета и крики царили в доме канися. Старой Марифе стало плохо, и она, задыхаясь, села в плетеное кресло. Молодые служанки бегали по дому с тазиками. «Сейчас родит! Сейчас родит!» – кричали они.

На втором этаже в большой родительской палате лежала Ратенька. Живот ее был огромным. Она стонала, закрыв глаза, в полубредовом состоянии. За левую руку ее держала Орьга, поглаживая лоб Ратеньки и пытаясь утешить. Повитуха Патьяна сидела в ногах Рати, иногда заглядывала под сорочку, хмурилась и тяжело вздыхала.

На разных лошадях к дому прискакали Антвей и муж Ратеньки по имени Ломан. В отличие от родителей Ратенька по своей воле вышла замуж. Ломан, будучи мальчиком, поступил на службу в войско к отцу. Отца Ломана звали Тирмон, он был другом Антвея. Именно Тирмон возглавлял набор и подготовку дружинников в прошлые годы. Не раз семьи собирались за одним столом, так и познакомились Рата и Ломан.

Спрыгнув с коней, Антвей и Ломан побежали в дом.

– Беги, узнай, что там! – сказал канись зятю, а сам остался воды испить.

Ломан ворвался в комнату к рожающей жене:

– Ну как она? Жива?

– Типун тебе на язык с кулак размером! – окрысилась на Ломана бабка Патьяна. – Что ты городишь? Пошел отсюда, мужикам здесь не место… Жива твоя Рата, скоро разродится.

Растерянный Ломан спустился вниз к канисю. Антвей обернулся к зятю и спросил:

– Ну как там? Жива?

– Жива… – ответил Ломан и плюхнулся на стул.

Антвей налил себе еще воды и спросил:

– Патьяна мальчика нагадала. Как назвать хотите?

– Да, Владом мальчишку назвать хотели… Ратенька хочет так, услышала где-то имя такое. Говорит, что хорошим владыкой будет… – ответил Ломан.

– Интересное имя… – одобрительно сказал Антвей. – Я такого и не слышал никогда. Ну ничего, сильное имя, помниться будет. Главное, чтобы хорошими делами помнилось.

Роды были тяжелыми. Несколько часов со второго этажа доносились крики Ратеньки. К глубокой ночи крик стих. Антвей посмотрел на зятя, тот заснул за обеденным столом. Канись не стал его будить. Антвей поднялся по лестнице, постучал в дверь, потом открыл. Мимо него пробежала молодая служанка.

– Я за Фириппом, извините… – сказала она.

– Что с Ратенькой? Зачем Фирипп? – посмотрев на Орьгу, спросил Антвей.

– С Ратей все в порядке… – ответила Орьга. – А вот ребенок…

– Что с мальчиком? – спросил Антвей, сделав несколько шагов вперед к тазу, рядом с которым стояли Орьга и Патьяна.

Орьга смотрела в удивленные глаза Антвея. Она взяла его за руку и сказала:

– Мы уже послали за Фириппом, он придет и все нам объяснит…

В тазу Антвей увидел не человеческое, а волчье дитя. Волчонок славно спал, свернувшись калачиком, и иногда облизывался во сне. Антвей попятился назад. В это время зашел Фирипп. Канись посмотрел на него и спросил:

– Что это, Фирипп?

Святой отец подошел к тазу, посмотрел и сказал: