Ричард Брук - Чёрный атаман. История малоросского Робин Гуда и его леди Марианн

В совокупности все это подводило к очевидному решению – надо бежать, бежать, и чем скорее, тем лучше. Она и так застряла на целую неделю, что в нынешних обстоятельствах было непростительно много. Но как сбежишь, без денег, без документов, смутно представляя маршрут? Как незаметно сесть в «фаэтон», что ни день катавшийся от базарной площади, или напроситься на подводу – и добраться хотя бы до станции?..

Однажды Саша попыталась, под видом затянувшейся прогулки среди тополей и берез, выйти за околицу, туда, где начинался Мариупольский шлях, но почти сразу же ей заступил дорогу рослый хлопец в смушковой шапке, до этого вроде бесцельно слонявшийся поодаль… Он ничего не сказал, оружием не грозил, руками не размахивал, но Саша не стала испытывать судьбу и повернула обратно, к Соборной, к зданию культпросвета.

День «на службе» пролетал быстро и, надо признать, вовсе не скучно – у Севы всегда находились для нее осмысленные занятия: то что-нибудь нарисовать, то написать или перепечатать, и он не скупился на похвалы и комплименты за ее расторопность и «самоотверженную помощь». Приходили и уходили разные люди, приносили кипы бумаг, забирали газеты, рассматривали плакаты, о чем-то совещались или спорили с Волиным. В соседней комнате стучал молоток, скрипела стамеска: там сколачивали декорации для народного театра…

Батькины «хлопцы», по разным надобностям залетавшие в культпросвет, натыкаясь на Сашу, таращились на нее, как пьяные, но ни один не приставал и даже не пытался заговаривать.

Раза два в день обязательно делали перерывы на чай и на обед; тогда обстановка становилась совсем непринужденной, дружеской. Осмелев, Саша интересовалась насчет расписания поездов, идущих через Гуляй Поле, и возможностью попасть на почту… чтобы отправить хотя бы открытку в Екатеринослав, если нельзя позвонить или отбить телеграмму – но товарищ Волин отвечал как-то уклончиво, прятал глаза и при первой возможности сбегал. То ли не хотел связываться, то ли боялся батьки Махно… а скорее всего, и то, и другое.

Сам Нестор Иванович, чем бы ни был занят, в кульпросвет не заглядывал – тот неожиданный визит с «инспекцией», в первый день Сашиной «службы», за неделю ни разу не повторился; не встречался ей Махно и в других местах, куда заглядывала по случаю, выходя подышать, или с каким-нибудь поручением Севы…

Это было странно, потому что в Гуляй Поле он, казалось, был везде и всюду, его имя звучало на каждом углу, громко и грозно:

– Батько йидет! Батько Махно пройихав с хлопцами! Атаман велел збиратися к управе, мануфактуру будуть роздавати, кому сколько треба! Нестир Иваныч сказал – бери, що тоби потребно, але принось, що не потребно, може, воно кому иншому сгодится!

Махно ждали, звали, чуть не молились ему, всем-то он был нужен, а то – сам посылал вестового за нужными людьми, и те мчались с вытаращенными глазами, как на пожар:

– Батька до себя зовет! А ну, отыди с дороги, мне до атамана треба!

Глядя по сторонам, слушая разговоры, впитывая дурман казачьей вольницы, замешанный на медвяных степных травах, крови и самогоне, Саша начинала верить, что Нестор здесь и вправду кто-то вроде крестьянского сказочного царя, берущего у богатых, чтобы раздать бедным… женящего холопов на панночках…

Вот только увидеть его, пока солнце стояло в зените, нельзя было даже издали, словно атаман от нее прятался…

«Нет, нет, что за нелепость!» – Саша, краснея, гнала подобные мысли. Грозный батька Махно, одним своим взглядом приводивший в трепет и усмирявший самых отчаянных сорвиголов, не стал бы нарочно вести себя как влюбленный гимназист. Скорее все наоборот: это она – влюбленная гимназистка, начитавшаяся баллад про Робин Гуда, и навоображавшая бог знает что…

***

Сегодня работы в культпросвете было немного, и Галина Андревна, к счастью, не показывалась…«поехала навестить отца в соседнее село», – насплетничал Сева, прежде чем положить перед Сашей кипу рукописных заметок, какие требовалось перепечатать. Сам он выглядел встревоженным, постоянно читал телеграммы и газеты, привезенные с почты, и сам что-то писал в толстой тетради, бормотал под нос…

– Вот попомните мои слова, Александра Николаевна: немцы скоро уйдут… и этому кретину Скоропадскому недолго осталось сидеть в Катеринославе!

– Что?.. – она вздрогнула, услышав про Екатеринослав, но Сева только рассеянно улыбнулся, моргнул близорукими глазами – и снова уткнулся в газеты и забормотал.