– Ты ведь будешь хорошей деткой, и не станешь меня расстраивать, правда?
Глаза Тсуни, и без того большие и по детски распахнутые, сделались совершенно круглыми и глупыми. Он обижено надул губы и заныл, глотая слёзы:
– Да что я сделал-то? Только что Его Милость чуть шею мне не сломал, теперь ты угрожаешь, а ещё тот ходячий кошмар за дверью – он кивнул на спальню Огненной Розы – того и глядишь мои мозги в суп превратит! Знал бы ты, как мне надоело бояться! – Он уже откровенно хныкал, опасливо косясь на закрытую дверь. – Так зачем же и ты ещё пугаешь меня?
Хагай удовлетворённо кивнул и притянул паренька к себе:
– Да за тем, пирожок мой сладкий, что б ты не забывал своё место, и кто твой настоящий любовник – тоже не забывал! Давай-ка, поцелуй своего дорогого Хагая!
И он впился губами в рот юноши, и тот охотно уступил ему. Они долго и ненасытно ласкали друг друга языками, губами, пальцами, и Хагай наконец-то ощутил томление внизу живота. Он заволновался и стал торопливо стягивать рубаху с плеч юноши. Он целовал, покусывал его кожу, стремясь оставить хоть один синяк на теле любовника. Тсуни понял это и попытался оттолкнуть Хагая:
– Да что ж ты делаешь-то? Хочешь, что б ОН наказал меня?
– Может и хочу! – Хагай зло хохотнул и снова попытался присосаться к обнажённой шее паренька. – Я ведь ещё не простил тебя, мой сладкий!
– И потому хочешь, что б он спустил с меня шкуру, да? А может, мне стоит просто пожаловаться ему?
– И что скажешь? Что я тебя изнасиловал, да? А когда он решит поковыряться в твоих мозгах – что он там прочитает? – Он уже совсем стянул рубашку с Тсуни и прижался пахом к его лонному бугорку, а потом стал легонько покачивать бёдрами: вперёд – назад, то соприкасаясь своим телом с мужской плотью, то снова отстраняясь. Юноша немедленно возбудился и застонал, но опомнился и попытался оттолкнуть Хагая. А тот игриво укусил его за мочку уха и захихикал: – Так что он узнает о тебе, любовничек? Может, то, что ты всё время изменяешь ему с кем-то, и делаешь это с удовольствием? Что он скажет, когда дознается, что ты не по доброй воле ублажаешь его, и это именно он насилует тебя? Скажи-ка, милый; когда ты ложишься к нему в постель, как тебе удаётся скрыть свои настоящие мысли, а? Или, может быть, ты и сейчас притворяешься?
И тут Тсуни разозлился и с такой силой отпихнул настырного домогателя, что тот аж отлетел к стене и чуть не опрокинул маленький столик, на котором стояли поднос с фруктами и курительными принадлежностями. Плод граната, что рубиновой короной венчал фруктовую горку, тут же спрыгнул на пол, и глухой звук его падения показался громким, как удар молота. Оба на мгновение замерли. Тсуни, первым переведя дух, сердито зашипел на несносного любовника и стал быстро приводить свою одежду в порядок.
– Совсем сдурел? Разбудить его хочешь?
– Ты не ответил мне! Что я должен думать на самом деле?
– Да думай что хочешь, нахал бессовестный! Да ещё и глупый в добавок! Если он проснётся, то немедленно застукает нас обоих, и тогда – копай нам могилы, удод! Я с ним сплю и самому себе говорю, что мне это до смерти нравится, ясно? Да и то сказать: что – что, а отыметь он может так, словно это единственное, чего ты действительно хочешь! Вот и думай: легко ли мне притворяться?
– А если он такой изысканный любовник, то зачем я тебе?
– Сам додумайся!
И Хагай, удовлетворённый этой игрой, снова подошёл к партнёру и, схватив его за золотистую прядь волос, быстро притянул его к себе, не замечая гримасу боли и злость в круглых карих глазах. Он снова заставил юношу принять поцелуй, а потом отпустил его волосы и тихонько зашипел ему прямо в ухо:
– Да потому что ты ненавидишь его, малыш! Потому что он противен тебе, даже если кайф от секса с ним действительно сносит тебе башню, правда? Но ведь этого мало! Он – не человек, а порождение ада, и может затянуть туда любого; или прямо здесь в любой момент может изуродовать, сломать, уничтожить! А я – человек, и потому ты хочешь меня, правда?
Юноша вместо ответа ткнулся губами ему в шею и горько вздохнул:
– Всё верно. Сейчас он проснётся, и мне придётся ублажать его, хочу я того, или нет. Я ужасно устал от него и его закидонов! Знал бы ты, как это противно! И ничего не поделаешь. Я – он указал на тонкий золотой ошейник с клеймом в виде розы – его вещь, и выбирать мне не приходится. Так что ты лучше иди сейчас, ладно? Мы тут уже шумели – шумели; наверно вся Цитадель слышала эту возню. Проснётся – никто нам тогда не поможет.
Читать дальше