Владимир Колосков - Перевал

На том пиру, куда я был приглашен по своей высокой должности вместе со множеством других знатных горожан, мне впервые удалось воочию узреть героя. Он был высок, крепок и вышел статью, хотя в лице я не прочитал чего-то особого, кроме усталости и одержимости идеей довести начатое до конца. На пиру Теду был пожалован титул и земли, он выбрал себе жену из представленных ему прекрасных девушек и сочетался браком. А уж выпито и съедено тогда было столько, что я не припомню таких торжеств. Расходные списки, которые прислало мне позже казначейство, заняли целый том, и каких только яств там не было!

К слову, там было втрое больше яств, чем мне довелось увидеть на пиру на праздничных столах, но склонность к известного рода приписывательным фантазиям – это неустранимая язва, как мне отлично известно, всякого казначейства, и я готов отдать руку на отсечение, что проще увидеть ангела, чем честного казначея или банкира. Впрочем, оставим это, ведь мое дело было хранить списки, а не проверять их истинность.

Я не надеялся скоро увидеть нашего героя вновь, ведь под утро, когда я покинул пир, он едва держался на ногах и передвигался лишь с помощью Селима, который и сам был едва ли тверже в своих шагах. Когда кто-нибудь из них окончательно терял равновесие, тут же, как по волшебству, из него извергалась рвота, и спасительная струя словно возвращала их запойный дуумвират обратно в равновесное состояние. Думается, что из присутствующих тут каждый побывал хоть раз в состоянии такого безудержного веселья, и оно не требует дальнейших уточнений. Не стоит забывать и о предстоящих нашему герою тяготах первой брачной ночи!

Каково же было мое удивление, когда на следующее утро… Ну хотя какое там утро, я и сам уснул с восходом солнца. Скажем, что ближе к полудню, когда я уже с трудом разлепил глаза и готовился лично сделать запись о прошедшем празднике в летопись города, ко мне прибежал один из моих писцов и сказал, что Тед Бесстрашный (таким именем его наградили за битву с драконом), повелитель юго-западных земель, пожаловал к нам и требует пред свои очи самого главного в сем книгохранилище, а самым главным был не кто иной, как ваш покорный слуга, находившийся в то время в должности главного архивариуса.

Я явился к Теду. Он выглядел на удивление бодро и свежо, чем прямо свидетельствовал о своем подлинном героизме, ведь попойка – испытание не менее тяжкое для тела, чем битва, и сколько мы знаем славных людей, которые выжили в жестоких сечах, но не проснулись наутро после тяжких празднований!

– И чего он хотел? – встрял Каспар, подгоняя неторопливого рассказчика.

– Не спеши, – улыбнулся Паласар. – До полночи еще далеко, и костру гореть еще долго.

Хотел он взглянуть на архив, что было для меня удивительно, ведь никто никогда, за исключением редких проверок, не ходит в архив. В архиве его интересовало все, что у нас есть по драконам и легендам. Я побледнел как полотно, ведь задача была не из простых, а прогневить героя – что может быть страшнее?

Я взял два дня срока. Все мои писцы и служки с ног сбились, копошась в книгах, томах, свитках и списках. К концу срока все они были покрыты пылью, как рудокопы, многие неосторожные, кто работал без повязок на лице, слегли с легочными болезнями, кое-кто даже умер, но я с достоинством выполнил поставленную задачу!

К возвращению Теда Бесстрашного в келье высилась стопка книг и фолиантов, доходившая вашему покорному слуге до плеча!

Паласар поднялся и показал рукой, какой в точности была стопка.

– Ее пришлось пристроить в углу комнаты, чтобы не развалилась! Не скажу, что Тед был этому сильно рад. Скорее ошарашен и огорошен, но я, как говорится, выполнил поставленную задачу на все сто! Так он и пробормотал, осматривая колонну бумаги и пергамента. Видимо, в тех местах, откуда он родом, сто – это сакральное число. Он часто повторял эту присказку – «на все сто».

Тед взял верхний том и пробежался по нему глазами. Я не следил за тем, в каком порядке были собраны книги в стопке, лишь проследил, чтобы наиболее впечатляющие по оформлению работы оказались наверху. Я и не думал, что Тед захочет читать их все, но я ошибался.

Глазам Теда предстали убористые строки рукописного текста, который он поначалу принял за узор. Но в узоре различались слова, в словах с большим трудом – буквы. Это были очень красивые буквы.

– Они все на арабском? – спросил меня Тед, глядя на испещренные каллиграфической вязью страницы.