Это была новость.
– Какое захоронение? – я подозрительно посмотрел на Елену Дмитриевну.
– Откуда мне знать? – она раздраженно отвернулась, но затем, словно под гипнозом, вновь глянула на меня. – Ему постоянно приходило в голову невесть что и непонятно как! У него шило в заднице.
Я перевел взгляд на гаучо.
– Вы знали Жоржа?
Он ответил соломоновой фразой:
– Часто не знаешь и самого себя.
Я посмотрел на пампушку и спросил наугад:
– Сударыня, что с вашим мужем?
Гаучо вдруг ни с того ни с сего начал смеяться.
– Безумно смешно, – огрызнулась пампушка, – посмотрим, как ты засмеешься, когда он вернется. – Она повернулась ко мне. – Мой муж в командировке.
– Где?
– Спросите у Жоржа.
– Вы что, издеваетесь надо мной?
Секунды на три установилась полная тишина. Затем я услышал голос Михаила Борисовича:
– Мы не верим, что Жорж мертв, он вовремя унес ноги. Сволочь.
– Эту версию я прочел во вчерашней газете.
– Вы считаете виновным меня, – Михаил Борисович был близок к истерике. – Не доглядел, не проверил. На вашем месте я бы тоже так думал. Но я тут совершенно ни при чем.
Интересно, куда удрал муж пампушки. Что-то тут не так. О чем-то они молчат как партизаны. Надо колоть гаучо.
– Все, расходимся по своим делам. Бумаги за последний год ко мне на стол.
Я попросил гаучо остаться. Сначала он рассказал мне сказку о местных шайтанах, крышующих рынок легковых автомобилей. Потом о Жорже. Оказалось, что он не только занимался контрабандой оружия но и содержал бордель. Вместе с какой-то шайкой полных идиотов. Почти все из них русские и прибалты, ходят в футболках и спортивных штанах, пьют и пугают местное население. Об археологических изысканиях Жоржа гаучо ничего не знал.
Что ж! Чтобы разгрести завалы, мне придется стать сутенером и участником оружейного трафика. Не хило!
Я закрылся в кабинете и принялся изучать документы. Многое меня удивило, а кое-что не понравилось. Оказалось, что треть поставленных в Йемен автомобилей отправляется обратно в Россию. Поскольку на внутреннем рынке России цена на отечественные автомобили в полтора раза выше, чем субсидируемая государством экспортная цена, такая операция давала хорошую прибыль. Понятно, что автомобили туда-сюда не возили. Перевозили только документы. Ай да таможня! Ай да Боря! Это то, что меня удивило. Но то, что не понравилось, было куда серьезней.
Время от времени я выходил из кабинета и с улыбкой наблюдал, как моя горе-команда изображает бурную деятельность.
«Начальство как всегда дурью мается», – услышал я шопот, закрывая дверь, не сообразив сразу, что начальство – это я.
В конце рабочего дня позвонил Боря.
– Ну как? – спросил он.
– Я ожидал увидеть более рабочую обстановку. И вообще, когда эта советская глупость с разницей экспортных и внутренних цен закончится.
Боря все понял.
– Надеюсь, не скоро, чистоплюй несчастный. Помощь нужна?
– Ради бога! Только не присылай сюда очередную бестолочь. Лучше подними мне зарплату.
Вечером мы со штабс-капитаном вышли в город. Нас подхватил поток разноликих людей в самой разнообразной одежде. Воздух был напоен запахами алоэ, специй и соли.
Ветер с моря почти не приносил прохлады, и я покрылся липким потом.
– Вы хорошо говорите по-английски. Почти без акцента, – похвалил меня штабс-капитан, хотя мы говорили по-русски.
– Я был на курсах делового английского. Группа разговорного языка уже была укомплектована. Преподавательница уделяла большое внимание хорошему произношению, особенно звуку th. Я немного помучился и заговорил.
На площади толпился народ. Из ближайшей харчевни пахло чем-то вкусным. Продавец сладостей мелодичным голосом созывал покупателей. Издалека доносились крики таксистов. Муэдзин читал с ближайшего минарета Эбед: «Я славлю совершенство Бога, вечно Сущего». Фраза прозвучала трижды и каждый раз все медленней.
Штабс-капитан рассказывал о Южном Йемене 70-х годов:
«Аден даже при социализме оставался свободным портом. Сюда привозили товары со всех стран и продавали очень дешево. Ваши специалисты, все поголовно, превратились в спекулянтов. А когда в гавань заходили советские пароходы, то команды моряков под присмотром капитанов толпой вываливались в город и скупали все подряд. Разница в цене здесь и в Союзе была невероятная. Раз в двадцать. Я этим тоже пользовался. Сначала продавал вашим газовые косынки. Потом в моду вошли итальянские плащи. У вас их называли болоньями. Матросы скупали их тюками. Вначале 80-х началась кримпленовая лихорадка. Потом пошли японские транзисторы, магнитофоны, фотоаппараты, часы, китайская посуда. Короче говоря, я сделал неплохие деньги».
Читать дальше