Суть проекта «Плацдарм» заключалась в создании устойчивой связи с иным миром, то есть тем измерением, в которое попадают люди, точнее их ментальные матрицы или души, говоря по-русски, после смерти. «Плацдарм» – это в том мире, который после смерти. И перевод туда чаще всего означает реальную смерть в этом мире.
Чаще, но не всегда. Оперативников научились погружать в состояние глубокой контролируемой комы, чтобы их душа могла на время оказаться в проекте, окунуться в «Плацдарм», стать одним из тех, кто там пребывает постоянно. Но для таких пробоев требовалась масса специфической аппаратуры, в том числе медицинской. И даже в таких условиях случалось, что оперативник не выходил из комы, оставаясь в проекте навсегда. При консервации проекта все лаборатории закрывались, никто не планировал многолетнее содержание в коме тех, кого отправили в проект. Теряешь память или умираешь, третьего не дано. В стране денег нет на самое необходимое, не до сантиментов и проектов сомнительной репутации.
В советские времена денег не считали – сколько надо, столько и выделят. Потому что не просто престиж страны, а смертельная опасность похлеще атомной бомбы, которую ещё доставить нужно к точке взрыва. Самолётом, ракетой, торпедой, но доставить, иначе не будет никакого толку. И на всём протяжении от точки пуска до цели средства доставки подвергаются риску поражения.
Другое дело – армия, вторгающаяся оттуда, где её никто и никак не сможет перехватить. Проникает сквозь любые заслоны, не опасаясь ни минных полей, ни радиации, ни химического оружия. Душа, вооружённая средством лишения противника самого важного – жизненной энергии. Был президент противной стороны жив и здоров, бодренько диктовал приказы о нападении, выделении средств на вооружения и в одночасье скончался. Просто умер. Экая досада! Бывает.
Агент выполнил задание, добавили ему в капельницу спецпрепарата, и вот он уже воссоединился с душой, шагает бодро по родному городу с чувством выполненного долга. И ни одна сволочь не предъявит ничего, потому что нечего и некого предъявить, не существует призраков. Точка.
Но и противник не жалеет средств, потому что из одного общего источника зачерпнули исходные данные в конце той самой страшной войны, когда наступающие войска наткнулись на тайные лаборатории сверхсекретной фашистской организации Аненербе. От увиденного волосы дыбом вставали, жить не хотелось, но война слабаков не терпит. Если оружие есть, его нужно совершенствовать. Сегодня это оружие только у тебя, завтра оно будет у противника.
И работали дни и ночи, отдавая все силы главному – безопасности Родины. И сходили с ума, не в силах охватить целиком всю глубину безумной идеи нацистов. Солдат должен воевать даже после смерти! Им не хватило буквально пары лет, чтобы найти решение. Но и само решение ещё предстояло превратить в чётко работающий проект. А это деньги, деньги и ещё раз деньги, которых стало не хватать уже при Брежневе. После его смерти денежный поток превратился в ручеёк, а потом и полностью иссяк.
Но остались те, для кого проект стал жизнью. Они отвечали за него не в силу приказов, которым всегда подчинялись безоговорочно, а потому что иначе быть не могло. Развалился Союз, а они продолжали верить, что о них вспомнят, позовут, возродят проект в полной степени. Верили, хотя видели, что государственные секреты уплывают на Запад не под покровом ночи, а вагонами и самолётами, в обмен на дорогую жрачку, водку и доллары. Но они продолжали верить, потому что другого пути у них не было.
Долгое молчание, погрузившихся в воспоминания участников группы контроля, прервал Антон.
– Давайте расходиться, а то меня жена домой не пустит, хоть с рыбой, хоть без неё! Попробую организовать им хлеб да соль, проверим, чем они дышат. За ночь защиту пульта управления не взломают, а там видно будет, что с ними делать. Разбегаемся?
– Расходимся, – проворчал генерал, недовольный тем, что подчинённые слишком легко принимают решения за него. – И без суеты, по очереди!
– Иван Павлович, ну, что вы как с маленькими? – деланно обиделся Антон, подмигнув Петру. – Чай не в первый раз замужем!
Они не сразу пришли в себя после сумасшедшего драйва – в глазах ещё мельтешили дома, деревья. Резкий контраст между стремительным полётом и полным покоем приводил в ступор.
– Зал для прощаний, – первым отозвался Михалыч. – А это ты, похоже, в гробу лежишь, – он дёрнул за руку Алину, растерянно оглядывавшуюся по сторонам.
Читать дальше