Мы с отцом изучили рисунок: он был сделан на листке, который Энди вырвал из блокнота, и был достаточно простым. От хижины сто двадцать шагов на северо-запад до мертвой сосны на краю травянистого склона; потом на запад девяносто шагов в лес, до большой скалы, и оттуда, немного к западу от северного направления, сто тридцать шагов до корней упавшего хлопкового дерева. Не было сомнений в том, что и другая половина карты была столь же понятной, но казалось, что глупо устраивать тайник таким образом. Я хотел это сказать; сказать, что тайник, сделанный на склоне рядом с хижиной, будет столь же безопасен, но добраться до него будет проще. Но это было не мое золото, и я не стал об этом говорить. Я даже не попросил посмотреть другую половину карты – она хранилась в жестянке на полке до тех пор, пока она мне не понадобится.
Тем временем старик сказал нам:
– И когда я пойду с своему тайнику, будьте уверены в том, что я все предусмотрел. Я пройду немного вперед, остановлюсь и прислушаюсь, потом пойду дальше; а когда буду рядом с тайником, то буду долго стоять, чтобы быть уверенным в том, что никто за мной не идет и не следит.
Отец глянул на меня и толкнул коленом. Он хотел сказать, что у Энди довольно странное чувство юмора.
– И однажды, в Ольховом ущелье, – продолжал старик, – я решил, что за мной следят. Я не видел, кто это, я это чувствовал. Так что однажды я вышел, пробрался вдоль края ольховых зарослей, потом остановился, осмотрелся, опустился на колени, достал из кармана пустую жестянку от томатов и закопал ее, а рядом сделал маленькую кучку камней. Через пару дней я вернулся радостно улыбнулся: жестянка валялась в двадцати футах от того места, где я ее закопал.
– Хотел бы я посмотреть на лица воров, когда они откопали пустую жестянку, – сказал отец.
– Точно! И я хотел бы. Черт побери! Славно я их в тот раз провел!
Мы с отцом иногда удивлялись тому, что Энди полностью нам доверял, и нам было стыдно спросить – будет ли жестянка от дрожжей со второй половиной карты всегда стоять на виду, на полке? Разумеется, он нам доверял. Всегда, когда он приходил к нам переночевать или мы приходили навестить его, он говорил о тайнике, что тот в полной безопасности, и что мы легко найдем дорогу к нему. И, насколько нам было известно, он всего раз ходил к нему и взял часть его содержимого. Это было, когда Джо Пикетт предложил нам привезти годовой запас товаров на своем караване – у него было четыре бычьих упряжки, каждая по восемь быков, тащивших по три тяжело нагруженных повозки. В одной из таких повозок была концертина, на которой он играл в хорошую погоду, и Энди она понравилась. Поторговавшись, он купил ее за две унции золотого песка, которые принес из своего тайника. Мы об этом даже не знали, пока он не пришел к нам в торговый зал с инструментом, улыбаясь и играя популярную песенку.
Когда он объяснил, как она ему досталась, отец его отругал.
– Вот что ты наделал, – сказал он. – Теперь весь форт Бентон, да и Хелена и Вирджиния Сити будут знать, что ты здесь моешь золото и расплачиваешься за товары золотым песком, и скоро здесь будет целая стая золотоискателей. Если тебе понравилась эта вещь, почему ты не попросил нас купить ее для тебя за бобровые шкуры – это те же деньги?
Бедный Энди опечалился.
– Ой-ой! Дорогие мои! Об этом то я и не подумал! Какой я был дурак! Черт побери! – стал причитать он.
– Ладно, сделаю что смогу, – сказал отец.
Тем же вечером он подсел к Пикетту и его погонщикам, собравшимся у костра, и рассказал им о Энди и его попытках найти золотоносную жилу, и упомянул о том, что, когда он приехал к нам, у него было с собой немного золотого песка, который он намыл где-то на юге.
– Ха! Кварц здесь? Старик должен знать, что самые богатые здешние жилы трудов не окупят, – сказал Пикетт.
– Этим старым упрямцам ничего не докажешь, – сказал один из погонщиков. – Они давно из ума выжили. Вечно где-то бродят, копаются в земле, пока сами не свалятся.
Чуть позже отец ушел, веря в то, что все будет как надо.
Мы приблизились к двери маленькой хижины после того, как похоронили Энди, и Одинокий Бизон и Черная Выдра разошлись, чтобы найти следы его убийц. Апаки, отец и я вошли внутрь. Я сразу подошел к полке, взял стоявшую на ней жестянку от дрожжей, снял с нее крышку и заглянул внутрь: кроме нескольких крупинок дрожжей, ничего в ней не было.
Отец заметил мое удивление.
– Бумаги нет? – спросил он.
– Нет.
Он взял у меня жестянку, заглянул в нее и поставил на грубо сколоченный стол.
Читать дальше