Марк Фурман - Прерванный полет

— Куда-нибудь поедете? — поинтересовался Виктор.

— Всей семьей в Евпаторию. Надо отдохнуть, сменить обстановку. Тяжелый для нас выдался месяц.

— Мы вас задерживать не станем, — обнадежил Казаряна следователь. — Думаю, за пару дней уладим все формальности, проясним оставшиеся вопросы. Кстати, Артур Христофорович, не желаете получить «Жигули» обратно? Когда вернетесь из отпуска, нам машина уже не будет нужна.

— Не знаю, не знаю… Надо посоветоваться с домашними. После всех событий, скажу откровенно, Виктор Сергеевич, не лежит у меня душа к личному транспорту.

В райотделе милиции Казарян уверенно опознал своих недавних спутников — Алфеева и Клепикова (Туза). На этом его миссия закончилась, и инженера отвезли обратно в институт.

После обеда Юрий, посоветовавшись с Тропниковым, решил отложить намечавшийся допрос Туза и вместе с ним выехать в Истру. Осмотр жилища Жмакина мог оказаться полезным во всех отношениях: с одной стороны, не исключалось, что именно тут было совершено убийство Вересун, с другой — чисто профессиональный долг вынуждал их не откладывать поездку на завтра. Ведь, несмотря на смерть шефа и успешное задержание двух его сообщников, остальные алмазы, находившиеся в квартире Багрянского, пока обнаружить не удалось.

С волнением Юрий ехал по улице Строителей. Еще позавчера в это же время он летел в скоростном авиалайнере, а сегодня находится в подмосковном городке. Такова жизнь следователя прокуратуры: не успеешь вернуться домой, как вновь собираешься в путь-дорогу. Однако, несмотря на тяготы, нехватку времени, не совсем удавшуюся личную жизнь и отказ от многих мирских соблазнов, Корначев любил свою профессию.

По дороге он задремал: напряжение последних дней давало знать о себе. Но едва въехали в Истру, сна, как не бывало. Прохожие провожали две милицейские машины любопытными взглядами. О вчерашней перестрелке знал весь городок. Вот и знакомый особняк, где еще вчера он выпивал со Жмакиным. Тропников открыл опечатанную дверь и, обходя разбросанные вещи, стараясь не наступать на разбитые стекла, они начали осмотр.

Лишь теперь, в спокойной обстановке, Юрий мог достаточно подробно осмотреть жилище покойного Генриха Иосифовича. В доме две комнаты, кухня, веранда, все удобства, вместительный подвал.

В комнатах оказалось множество самых разных вещей, которые принято на определенном этапе нашей российской противоречивой жизни, считать престижными и дефицитными. В дальней из комнат все поражало своей массивностью. Довоенная мебель соседствовала с послевоенной: двухтумбовый письменный стол, резные кресла черной кожи, шкаф орехового дерева в полстены, старинный буфет из мореного дуба. Эта комната с антикварной мебелью служила и своеобразным складом. Тут стояли два цветных телевизора, на одной стене висело с десяток картин в тяжелых под золото рамках, мало-мальски удачные копии известных работ — дань моде пятидесятых годов: «Аленушка» Васнецова, «Три дуба» Шишкина, «Неизвестная» Крамского, «Девятый вал» Айвазовского… На противоположной стене Юрий увидел разнообразие старинных часов в массивных футлярах красного дерева. Он насчитал их двенадцать. Все часы стояли, желтые блестящие маятники монументально застыли. Юрий качнул один из них. Послышался звук, похожий на вздох тяжелобольного человека, и вновь тишина.

В передней комнате вещей оказалось значительно меньше. Часы были лишь одни и точно показывали время, без пятнадцати три. Обращала на себя внимание огромная люстра из чешского хрусталя с подвесками, частью разбитыми, свешивающимися в виде причудливо-уродливой гирлянды. Стенка «Хельга» и импортный книжный шкаф забиты хрусталем и книгами. Хрусталь не серийный, скорее, коллекционный, дорогой, такой обычно продается в комиссионных магазинах. Книги — сплошь подписные издания последнего десятилетия в новеньких переплетах да зарубежные детективы.

— Здесь почти полная серия последних лет, — позавидовал Тропников. — Французский, японский, шведский, английский… И не у кого попросить почитать. У нас в прокуратуре, если кто по блату приобретет, тут же очередь на полгода…

Две соседки, приглашенные Корначевым в качестве понятых, время от времени перешептываясь между собой, ходили по комнатам. Женщин явно ошеломила роскошь в доме их бывшего соседа. Никому из местных жителей прежде бывать у Жмакина не доводилось. Из опроса жильцов ближайших домов стало ясно, что покойный вел скрытный образ жизни, ни с кем не то, что дружеских — даже добрососедских отношений не поддерживал.