Вспомнилось, как завидовал в молодости тем, кто ехал в подобных экипажах, в то время как он сам много дней подряд отбивал зад в жёстком седле. Казалось, высокопоставленным лицам так комфортно и уютно в этих маленьких домиках на колёсах. Завидовал и стремился, пока не удостоился. Куда уж лучше в седле на свежем ветре, пусть даже и под дождём, чем корчиться в трясущейся коробке до ломоты в пояснице.
Нет, не заснуть. Сквозь полудрёму побежали мысли о последних суматошных днях. Отвык уже от дальних поездок, позабыл, что необходимо сделать и взять с собой в таких случаях. Заботы, на кого оставить хозяйство, распоряжения и наставления прислуге. Заботы о прибывших – полтора десятка воинов нужно было накормить, поселить в достойных условиях и развлечь, чтобы рассказывали в столице, как весело и богато живёт господин Тохто 6 6 Тохто – зелёный дятел (удэ), род Оло
Оло. Гости прибыли из самого Ханбалыка 7 7 Ханбалык – «Город хана», по-китайски – Даду, «Великая столица», (сейчас Пекин) – столица монгольской империи Юань (1271 – 1368 гг.)
с одной лишь целью сопроводить его в главный город империи. Командир отряда в ранге сотника с поклоном вручил Оло грамоту от Ханьлинь-гоши-юань 8 8 Ханьлинь-гоуши-юань – Академия государственной истории империи Юань, учреждена ханом Хубилаем в 1263 году
, писанную квадратным письмом 9 9 Квадратное письмо – особый алфавит, изобретённый для монгольского языка по приказу хана Хубилая, получивший название по форме букв и служивший государственным письмом империи Юань
и серебряную пайцзу для проезда в столицу. Грамота гласила, что господин Тохто Оло приглашается для составления «Истории усмирения диких племён северных и восточных заморских территорий». Ну, наконец, взялись за составление истории, когда все участники, поди, померли. Хорошо, хоть старого Оло вспомнили. Дело доброе. Надо оставить след в бумагах империи – для потомков.
Оло почувствовал на лице и раскрытой груди лёгкое дуновение. Это было приятно в столь жаркий полдень в этой пропылённой повозке. Приоткрыл глаз – служанка Лифен старательно обмахивает его веером. Ах, умница! Хорошо, что взял её с собой, хоть и писано в грамоте, что «будет предоставлено всё необходимое, в том числе достойное жильё, пропитание и слуги». Какие уж там будут слуги, а эта своя, все болячки и все привычки хозяина знает и приятное умеет сделать как никакая другая.
– Эй, Лифен, я же не просил, зачем машешь?
– Вам же жарко, господин. Разве вам не приятно?
– Тебе ведь тоже жарко, помахала бы на себя, пока хозяин спит.
Вспыхнула, растерялась, глазки опустила. Молчит.
– Ты хорошая, Лифен. Скажи, сколько ты у меня?
– Пятый год, господин.
– А лет тебе сколько? Всё забываю.
– Семнадцать будет, господин.
Красавица стала. А взял таким утёнком-заморышем. Не прогадал тогда. Тот киданин овец заставлял её пасти. Какая из неё пастушка, сама еле на ногах стояла. И чего духи в спину толкнули – подумал «куплю»! Хозяин сразу цену заломил, ну да ладно, не продешевил, теперь-то видно.
– Лифен, в Ханбалык едем, ты ведь там недалеко жила?
– Я из наньжэнь 10 10 Наньжэнь – «южане», население завоеванной Южной Сун, южных территорий империи Юань. Наньжэнь составляли низшую и самую многочисленную категорию свободного населения империи
, господин.
– Я почему-то думал, что ты из-под Ханбалыка. А хочешь, я тебя домой отпущу? Ну, что молчишь?
– Не хочу…
– Ты не хочешь быть свободной? Домой поедешь, к родителям. У тебя есть родители?
– Меня мать продала. За долги. У нас там работа на поле с утра до ночи и всегда нечего есть.
– Я тебе денег дам, матери отвезёшь. Вот, доедем до места, отправлю тебя домой. Эй, ты что, плачешь, что ли?
– Господин, не выгоняйте меня…
– Ладно, не отпущу, раз не хочешь. Иди ко мне сюда, на вот подушку, садись, чтобы мягче было. Хорошая ты у меня, Лифен. Ну, успокоилась? Ну помаши тогда ещё, а то действительно жарко.
– Господин, а как вы узнали, что гости из столицы к вам едут?
– Ха! Есть один дух, который всегда мне дальний путь предсказывает. Но какой – не скажу, а то вдруг перестанет приходить.
Когда же это случилось в первый раз? Да, ещё в детстве. Сколько же мне было? С ума сойти – двенадцать лет! Послали тогда на речку, за чем – не помнится уже, да и неважно. А на берегу, на гальке большущая чайка стоит, клюв чёрный, а лапы красные. Никогда такой не видел. После у матери спросил, что за птица? А она в ответ: «Может это и не птица вовсе, может это – Знак!» «А какой же знак?» «Не знаю, посмотрим. Что-то случится, тогда узнаем». А на следующий день пришёл караван с военным сопровождением. И мать сказала Оло готовиться к дальней поездке: «Пришла пора становиться мужчиной». Времена были послевоенные, опасные, с караваном добираться было надёжнее. В тот раз не связал птицу с отъездом, а после она появлялась каждый раз перед большим путешествием, и Оло уже точно знал, что это – Знак!
Читать дальше