Ольга Ядзе - Забыть Александрию

– А вдруг твоя песня его не спасет, а ты все равно потратишь много сил и умрешь?

– Это уже не имеет значения. Я хочу спеть умирающему песню. Я музыкант, и мое предназначение нести людям красивую музыку! – В голосе Гавлона зазвенели твердые нотки, хотя его глаза были на мокром месте. Отум увидела, что он сжимает в руке дудочку Арчера, и ее сердце сжалось. – Ты не должна мне мешать. Ты сама это знаешь.

Она на самом деле и не видела причин ему препятствовать. Арчер был на пороге смерти, и любая помощь была ему весьма кстати. Отум молча отворила дверь, но Гавлон почему-то не прошел. Он изумленно уставился на лестницу, и девушка посмотрела туда же. Там стояла Лотта, скрестив руки на груди. Наверное, она слышала все, что он сказал, но слова мага не тронули ее раненное сердце.

– Нет, Гавлон Гущ, я не хочу, чтобы ты давал нам больше ложную надежду. Нам всем тут суждено умереть, и я смирилась с этим, – сказала она на удивление спокойно. – Отум, закрой дверь.

Гавлон, отпихнув Отум, бросился в комнату, но женщина преградила ему путь наверх.

– Ты пройдешь только через мой труп, Гавлон!

– Ты не понимаешь, что говоришь! Я попробую его спасти! Вдруг у меня получится!

– Ты пройдешь через мой труп, ясно?! Гавлон, хватит играть во всесильного! Ты не сумел спасти Галу, несмотря на то что сильно любил ее, а мой сын тебе кто? Ничего у тебя не выйдет! Да ты и сам понимаешь это! – кричала на него Лотта, а потом ее плечи затряслись, и она спрятала лицо в ладонях. Гавлон несколько секунд беспомощно смотрел на нее, и его руки были потянулись, чтобы обнять женщину, но в последний момент он остановился. Маг попятился и, не посмотрев на Отум, вышел из дома. Девушка затворила за ним дверь и подошла к Лотте, севшей на одну из ступенек. Она хотела как-то успокоить женщину, но не могла подобрать слов.

Вдруг они встрепенулись, одновременно услышав нечто за окном. Отум не сразу поняла, что это был за звук, потому что он не был похож ни на что, что доводилось ей слышать прежде. Эти звуки словно, минуя уши, попадали в сердце, и заставляли его биться чаще.

Это была мелодия. Ее играл Гавлон на своей убогой дудочке, но звуки, которые он извлекал из нее, были яркими и громкими, как рев оркестра, торжественными, словно гимн, и интимными, как шепот любимого. Отум подошла к окну, и ноги ее дрожали.

Отум закрыла глаза, и у нее перед глазами появился ее отец. Она снова была маленькой, и небо над ее головой было розовым и праздничным. Отец обнимал ее и целовал в обе щеки, кружил над землей, и она звонко хохотала, чувствуя себя птицей. У нее перед глазами появилась ее мать в окружении служанок, и Гала была в своей любимой кожаной накидке, контрастирующей с ее дорогим шелковым платьем. Она потрепала дочь по волосам и сказала, что позволяет ей играть с Александрией и дальше. У нее перед глазами появилась ее сестра с большой фарфоровой куклой в руке, и у этой куклы были крупные золотистые локоны и роскошный наряд.

– Я попросила придворного мастера сделать куклу, похожую на тебя, – услышала Отум голос сестры так ясно, будто Александрия стояла напротив… словно ее можно было потрогать, обнять, поцеловать, как и раньше.

Отум попыталась сорвать с себя это наваждение, и заставила себя выйти на улицу, чтобы посмотреть на Гавлона. Увидеть, как он это делает – создает свое волшебство. Ноги едва ее слушались, они подгибались и путались.

Она вышла в ночной город и не почувствовала холода. Она окинула взглядом улицу, и увидела, что во всех домах горит свет. Она услышала, как за закрытыми дверьми этих домов звучит смех. По коже Отум пробежали мурашки. Все происходящее казалось нереальным, и ее собственные губы изогнулись в улыбке, а девушка даже этого не заметила. Она повернула голову и увидела, как играет на своей дудочке Гавлон, стоя на коленях напротив дома, в котором их приютили. Волосы на его голове стояли дыбом, и прямо на глазах Отум они прядь за прядью седели. Он играл, самозабвенно и страстно, и не замечал этого.

«Он же может умереть!» – испугано подумала Отум, но ей не удалось выдавить из себя ни звука.

Отум не знала, сколько стояла так, прежде чем Гавлон упал на землю без сил – может пару минут, а может и целый час. В тот миг волшебные звуки перестали литься из его инструмента, и наваждение спало, оставляя после себя сладкое послевкусие. Девушка давно не чувствовала себя так хорошо, разве что после свидания с Эрнестом, который в итоге тоже оказался предателем. Она сорвалась с места и припала к земле, на которой распластался побледневший Гавлон с совершенно белыми волосами. Даже его бородка поседела.