Герт Нюгордсхауг - Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

Но как же он разозлился… И Фредрик догадывался почему.

Охотник кивнул, когда Фредрик спросил — сам ли он написал то стихотворение. И конечно, авторство принадлежало всем эскимосам Гренландии. Они считали, и Хугар считал его своим. Своим считал народ, постепенно теснимый к пропасти чужаками с чужими идеями и устрашающими нравами.

Фредрик бежал вниз по склону, напевая про себя. Вылазка получилась удачная. Мало того, внизу у камня его ждал сказочный улов. Он предвкушал радость встречи с другом.

Снаряжение лежало в целости там, где он его оставил. Прыгая по кочкам, снуя между березами, Фредрик кратчайшим путем направлялся туда, где стояла «тойота».

Стивен ждал его около машины. Издали было видно широкую улыбку на лице англичанина.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Я уже думал, тебя поразила молния!

Фредрик заявил, что прятался от грозы под большими камнями. В свою очередь Стивен поведал, что гроза застала его врасплох, так сильно он увлекся рыбной ловлей, пришлось со всех ног бежать к машине.

— Слыхал, небось, «клетка Фарадея» — верная защита от грозы, — сказал он.

Они нетерпеливо посматривали на сумки друг друга. Стивен первым опорожнил свою. Одиннадцать форелей легли на траву, не такие уж крупные, но красивые. Настала очередь Фредрика. Он долго прокашливался, протер глаз, делая вид, что попала соринка. Наконец стал доставать содержимое своей сумки, аккуратно укладывая в ряд на землю. Шесть штук. И каждая крупнее самой большой форели, пойманной Стивеном.

— Ну ты даешь! — воскликнул англичанин. Взвесил их по отдельности на руке. — Где?..

Фредрик рассказал ему про Малое озеро, не поскупился на подробности о том, сколько форелей сорвалось. Дескать, одна из них наверняка весила не меньше килограмма. Словом, доказал, что он без пяти минут настоящий рыболов — ведь у настоящего рыболова всегда самая крупная рыба та, что сорвалась.

Они еще поговорили о погоде и о рыбалке и уже собрались трогаться в путь, как Стивен вдруг вспомнил:

— После грозы я ходил вон туда, на опушку. Высматривал тебя. И чуть не провалился то ли в яму, то ли в канаву. Мне показалось странным, зачем кому-то понадобилось там копать. А еще похоже, что в яме что-то сожгли.

— Далеко? — заинтересовался Фредрик.

— Да нет, совсем близко. — Стивен показал рукой.

Царила духота, и комаров откуда-то налетело видимо-невидимо, а потому они хорошенько намазались средством от комаров, прежде чем идти вверх по склону. Стивен показывал дорогу. Пробравшись через заросли карликовой березы, они очутились перед узловатыми деревьями, за которыми в земле была вырыта большая яма. На дне ямы лежала целая груда угля с золой. От этой ямы на три-четыре метра вверх по откосу тянулись канавы, прикрытые полусгнившим хворостом. Глубина канав не превышала полуметра; яма была вдвое глубже.

— Можно подумать, кто-то нарочно маскировал канавы, — заметил Фредрик.

— Зачем? — удивился Стивен. — Туда могли провалиться какие-нибудь звери.

Фредрик поежился. В самом деле — зачем? Он не видел разумного толкования. Судя по растительности кругом, яма и канавы выкопаны не вчера и не позавчера. Но и не много лет назад. Он покачал головой.

— Не представляю себе, — сказал он. — Но должно быть какое-то очень простое, естественное объяснение. Мало ли чем здешние жители занимаются. Может быть, кому-то вздумалось показать, как в старину выплавляли железо. Хотя не похоже, чтобы в здешних болотах было много руды.

Они обошли раза два вокруг ямы и канав, прежде чем возвращаться к машине. Склоны на востоке купались в лучах вечернего солнца.

Мышцы ног изнуряюще ныли. От лазанья по крутым склонам и хождения по болотным кочкам он чувствовал себя совсем разбитым. Это тебе не беготня между столами и кухней в «Кастрюльке»…

В баре было довольно много народа, играла музыка, и Стивен уже сидел за столиком с доброй порцией виски. Приветствуемый широкой улыбкой англичанина, Фредрик взял на стойке карту вин и присоединился к своему другу.

— Стивен — двадцать пять, Фредрик — семь, — возвестил тот, поднимая стакан.

— Погоди, — парировал Фредрик, — мы только начали!

Изучив карту вин, он был приятно удивлен. У Хегтюна был вполне приличный выбор. Тут и «Шато Жискур», и «Леовилль Бартон», хорошие бургундские вина, «Кьянти Классико». Фредрик остановился на «Шато Леовилль Бартон» 1982 — этот год считался особенно удачным для бордоских вин, вот он и решил удостовериться в этом.